Мистер Росс был, казалось, очень удивлен вопросом сына. Подобного рода вопросы его всегда очень удивляли, но вы никогда не могли бы с уверенностью сказать, было ли это удивление деланым или искренним. Это потому, что старик был хитер, как дьявол, и иногда хитрил даже с теми, кого глубоко и искренно любил.
– Папа, вы собираетесь с мистером Роско купить президентство Соединенных Штатов? Да?
– Если ты непременно хочешь называть это такими словами…
– Но ведь это так и есть на самом деле, папа!
– Если желаешь, то можно сказать и так. Но можно сказать и иначе: что мы желаем оградить себя от соперников, которые хотят вырвать из наших рук наше дело, наш заработок. Если мы не будем вмешиваться в политику, то, проснувшись на другой день после выборов, мы узнаем, что мы – конченые люди. Сейчас на востоке кучка людей собрала два миллиона, чтобы провести в кандидаты генерала Леонарда Вуда… Что ты на это скажешь?
Банни понял, что это был вопрос из области риторики, и потому ничего на него не ответил.
– Но ведь это такая гнусная игра, папа!
– Я знаю. Но вести игру иначе нельзя. Без сомнения, я могу покончить теперь же со всеми этими делами. У меня останется достаточно на жизнь. Но мне совсем не нравится, чтобы меня другие отстраняли от моего дела.
– Но разве нам мало своего собственного дела, папочка?
Этот вопрос Банни задавал отцу уже не в первый раз.
– Нет, сынок, об этом говорить не приходится. Все вместе они сильнее нас. Они нам дохну́ть не дадут. Они устроят нам блокаду в наших рафинериях, на рынках, в банках. Я тебе раньше не говорил об этом, потому что все это тебя только бы расстраивало, но теперь я скажу, что в нашем деловом мире для отдельных «маленьких людей» больше места нет. Ты думаешь, что я большой человек, потому что у меня двадцать миллионов, а я думаю, что Верн – большой человек, потому что у него пятьдесят миллионов. Но тут есть «Эксцельсиор-Пет», соединяющий в себе тридцать или сорок компаний, работающих как один человек, и это составляет биллион долларов против наших двадцати. А потом «Виктор» – триста или четыреста миллионов, и все банки, а за ними и все страховые компании. И можем ли мы, отдельные личности, им противостоять? Как ты думаешь? «Великая пятерка» никогда не даст нам вести никакого дела.
– И власти не могут в это вмешаться?
– Тут тысяча разных тонких, сложных махинаций, сынок. И о многих ты уже сам знаешь. Каким способом мы доставляем вовремя на места все наши обсадные трубы? А все остальное? Вспомни, как обстояло дело с участком Парадиз. Разве я мог бы добиться такой быстрой и удачной его разработки, если бы не заплатил Джейку Коффи? Разве я и Верн достигли бы того, чего мы достигли, если бы мы не провели в обществе этого Коффи несколько часов и с ним как следует не столковались? И вот теперь происходит, в сущности, совершенно то же самое, с той только разницей, что мы, сделавшись более крупными нефтепромышленниками, ведем игру в национальном масштабе, – вот и все. Если Верну, мне, Питу О’Рейли и Фреду Орпану удастся получить тот участок, о котором говорил сегодня Верн, то вместо «Великой пятерки» в нефтяной игре будет принимать уже участие «Великая шестерка» или «Великая семерка». Вот и вся разница. И ты можешь быть уверен, сынок, что то, что делаем сейчас мы, – делали до нас все нефтепромышленники с самого того дня, как нефть стала входить в употребление, – ровно пятьдесят лет тому назад.
Они перешли теперь на знакомую почву, которую Банни знал наизусть во всех ее подробностях.
– Это очень хорошо – сидеть в своем кабинете и представлять себе, каким должен был бы быть мир, но это ровно ни к чему не ведет, сынок. Необходимо, чтобы была нефть. И мы – все те, которые знают, как лучше ее извлекать из недр земли, – мы только одни и можем ее получать в требуемом количестве. Ты слушаешь то, что говорят все эти социалисты и большевики, но – бог мой! – представь себе только, что правительство начнет покупать нефтяные земли само и будет их разрабатывать. Что из этого получится? Получится столько убытков, что все богатства Америки не в силах будут их возместить. Я нахожусь в самом центре этих дел, и мне очень удобно за всем наблюдать. И я великолепно знаю, что с каким бы предприятием вы ни обратились к правительству – это равносильно тому, как если бы вы решили закопать это предприятие на десять тысяч миль в землю. Ты говоришь о законах? Но существуют также и экономические законы, с которыми правительство не считается. И вот всякий раз, когда правительство делает какие-нибудь глупости, приходится отыскивать разные пути, чтобы эти глупости обходить, и деловых людей за это нельзя упрекать больше, чем каких бы то ни было вообще людей. Наш век – век нефти, и если вы попробуете затормозить, прекратить производство нефти, то это будет равносильно тому, как если бы вы попробовали запрудить Ниагарский водопад.