Публика на яхте без умолку болтала, но если вы не были постоянным членом этого кружка, то вам было бы трудно следить за разговором. Это был своего рода жаргон. У них были свои собственные словечки, и чем меньше понимала их остальная публика, тем это им казалось забавнее. Они с серьезным, деловым видом толковали о том, как кто ловил и бросал на поле маленький мячик, высчитывали, кто сколько сделал удачных ударов, и обсуждали способности тех или других участников игры. Останется ли и на будущий год чемпионом тот, кто был победителем в этом? Как отличились американские чемпионы в Англии? Кто победит на предстоящем состязании в поло и получит кубок? Целая серия великолепных серебряных и позолоченных призов с выгравированными надписями содействовала тому самогипнозу, который заставлял вас думать, что ловля в поле маленького мячика – в высшей степени важное занятие.
VIII
Сидя на палубе этой сказочно прекрасной яхты, Банни читал последний номер газеты. В нем сообщалось о голоде в приволжских губерниях. На громадном пространстве хлеб совсем не уродился, и население медленно умирало голодною смертью. Питались травой, корнями растений, даже трупами мертвых младенцев… Эмигрировали целыми толпами, и по дорогам всюду валялись трупы. «Все это было последним ярким доказательством полнейшей несостоятельности коммунизма», – говорилось в передовой статье.
Но Банни незадолго перед этим разговаривал с Гарри Сигером, и его точка зрения на этот предмет была совершенно иная. Виною голода в России была засуха, а не коммунизм. Такого рода голодные года бывали там хронически, и это никогда не считалось доказательством несостоятельности царизма. На этот же раз условия были особенно скверны вследствие полной порчи железных дорог. При этом все те, кто сваливал всю вину на коммунистов, упускали из виду тот факт, что эти железнодорожные пути были испорчены еще до революции и что под властью Советов им приходилось выдерживать напряжение трехлетней гражданской войны и неприятельские наступления на целом ряде фронтов. И газеты, которые подстрекали эти наступления и аплодировали затратам сотен миллионов американских денег на их осуществление, – бранили теперь большевиков за то, что они «не были готовы».
Вы легко поймете, что юноша, занятый такими мыслями, не очень-то подходил к характеру публики, веселившейся на яхте. Банни старался казаться оживленным, но это ему не всегда удавалось. Вскоре после обеда к нему подошла мать Чарли.
– Банни, – сказала она (вся эта публика называла вас Банни, Берти, Беби или Бьюти, стоило вам только сыграть одну партию в теннис или выпить один бокал вина), – Банни, вы учитесь в университете, не правда ли? И я уверена, что вы занимаетесь очень серьезно?
– Не очень-то серьезно, к сожалению.
– Мне хотелось бы, чтобы вы научили меня, что делать, чтобы приохотить заниматься Чарли. Он ничего другого не делает, как только увлекается спортом и по очереди влюбляется в девочек.
Банни хотел было сказать: «Попробуйте сократить суммы, которые вы ему даете на его личные расходы», – но не сказал, вовремя сообразив, что это было бы одной из тех «ужасных вещей», за которые ему всегда доставалось от Берти. Поэтому он ограничился тем, что сказал, что это очень трудная задача, таким тоном, точно его устами говорил какой-нибудь политик или дипломат.
– Современная молодежь для меня загадка, – заметила мать Чарли. – Желает с утра до вечера заниматься всеми видами спорта и тащит непременно повсюду и вас с собой. А часто это бывает мне совсем уж не под силу.
Банни стало ее жалко. А он-то думал, что она все это устраивает ради своего собственного удовольствия!
Миссис Норман была очень пухлая, но пропорционально сложенная женщина со светло-голубыми глазами и развевающимися от ветра пышными белокурыми волосами. Во всей ее внешности было что-то расплывчатое, водянистое, и одета она была в свободное легкое зеленовато-голубое платье цвета морской волны.
– Я посвятила всю свою жизнь моему мальчику, – сказала она, – а он совершенно этого не заслуживает. Чем больше вы делаете добра людям, тем меньше они вас ценят, считая, что вы обязаны это им делать.
После минутного молчания она прибавила:
– Я решила, что сегодня после завтрака я забастую. Никуда отсюда не двинусь. Не составите ли вы мне компанию?
Банни отвечал утвердительно, и когда вся публика стала собираться на состязание в гольф, Чарли объявил достаточно громко, чтобы все могли слышать:
– Мамочка с нами не едет. Она ведет атаку на Банни.
Эти слова заставили всех весело рассмеяться, и все поспешили к лесенке, радуясь в душе, что они освободились от одной из старух, навязывающих всегда свое общество и старающихся делать вид, что они так же юны, как и вся остальная компания.
IX