Нефть!

Миссис Норман и Банни сидели на палубе «Сирены» в низких парусиновых креслах под полосатым парусиновым тентом, ели фрукты и болтали о пустяках. Потом миссис Норман стала расспрашивать Банни о его жизни и домашних, и Банни, слыхавший кое-что о тактике «мамочек», догадывался, что ей хотелось узнать побольше о Берти с точки зрения ее пригодности в невестки, а потому старался говорить о сестре одни только хорошие вещи. Думая, что его собеседнице будет, может быть, интересен разговор на практические темы, он рассказал ей об участке Росса, как его открыл его отец и сколько они пробурили там скважин.

– Все деньги, деньги, деньги! – проговорила миссис Норман. – У всех у нас их слишком много, и мы все-таки не сумели купить себе на них счастье.

Потом она заявила Банни, что она теософка и что скоро должен прийти великий Махатма и всем надо «выучиться жить в другой, астральной плоскости…». Что касается Банни, то она заметила, что накануне вечером, когда он стоял на фоне чего-то темного, вокруг него ясно виднелось золотистое сияние. Ему этого еще никто не говорил? Очевидно, у него была весьма тонкая духовная организация и он был предназначен для более высоких целей.

Сказав это, она стала расспрашивать его о его взглядах на жизнь. По-видимому, она ничего не слышала о происшествии в университете, и он только слегка намекнул ей на свои убеждения, заметив, что с общественным строем творилось что-то неладное, так как чересчур уж неравномерно были распределены богатства. Миссис Норман слушала его, полулежа на кресле, обложенная шелковыми подушками.

– О, все это – вопросы чисто материального характера! А я думаю, что мы и без того чересчур ревностно служим материальным интересам жизни… Наше счастье лежит в уменье стать выше житейского.

Это был очень сложный вопрос, и Банни долго и внимательно слушал миссис Норман, которая подробно рассказала ему о своей собственной жизни. Она была очень несчастна. Вышла замуж совсем молоденькой, совсем девочкой, которая не понимала, что она делает. Но она всегда слушалась своих родителей – послушалась и на этот раз. Муж ее был очень плохим человеком: у него всегда были любовницы, а с ней, с женой, он был очень груб. Она посвятила всю свою жизнь сыну, а он обманул ее надежды. Очевидно, чем больше вы даете людям, тем больше они от вас требуют. Чарли всегда был в кого-нибудь влюблен, но это не была настоящая любовь. О настоящей любви он ничего не знал. Он был для этого чересчур большим эгоистом. А как смотрит на любовь Банни?

Это был тоже крайне сложный вопрос, и Банни ответил, что он совершенно не знает, что сказать. Он видел только, что большинство людей устраивали свою жизнь очень неудачно, и решил не торопиться устраивать свою, чтобы сначала как можно основательнее изучить этот вопрос. Банни замолчал, а миссис Норман продолжала развивать свою теорию.

– Мечта о любви, о настоящей искренней любви никогда не умирает в душе женщины. Жизнь делает иногда женщин циничными, заставляет их говорить, что они не верят в любовь, но это только слова. В глубине души они глубоко страдают, надеются и ждут, потому что для них любовь – самое важное в жизни.

И миссис Норман очень была рада видеть, что среди всей этой шумной, беспечной молодежи есть один, который не ценит себя так дешево.

В эту минуту беспечная, шумная молодежь возвратилась на «Сирену» и положила конец этим интимным излияниям. «Мамочка» Чарли отправилась вниз и спустя час или полтора появилась в столовой – роскошно убранной комнате, стены которой украшала живопись, изображавшая пастушек и нимф в стиле Ватто. Но теперь это уже была не прежняя миссис Норман. Теперь это была блестящая леди, безукоризненно изящная и красивая, в отливающем серебром голубом атласном платье, с обнаженными белоснежными плечами и шеей. Перемена была поразительна, и Банни, наблюдавший однажды за тетей Эммой во время процесса такого превращения, мог бы легко во всем этом разобраться, если бы только ум его не был так занят в это время другими вещами.

За обедом миссис Норман посадила молодого нефтепромышленника около себя, а когда начались танцы, спросила его – не хочет ли он сделать с ней несколько туров, так как все эти ужасные молодые люди вели себя с нею очень непочтительно и она с ними танцевать не любила. Разумеется, Банни ее пригласил и остался ею очень доволен: она танцевала хорошо, и от нее пахло такими нежными духами. Несмотря на то что его наблюдение за процессом туалета тети Эммы должно было бы на многое открыть ему глаза, тем не менее Банни всегда казалось, что женщинам по самой их природе свойственно так благоухать. Шея и грудь «стальной вдовы» были почти совсем обнажены, спина же не «почти», а совсем, вплоть до самого того места, на котором лежала во время танцев рука Банни.