Нефть!

Пасхальные каникулы Банни проводил в Парадизе, и как раз в это время на участок приехал и Вернон Роско. Он заезжал туда и раньше, но Банни был все это время в Энджел-Сити и видел его только раз мельком, в городской конторе, среди деловой суматохи и толпы. У него осталось только общее впечатление чего-то колоссального: громадного лица, громового голоса. Отец Банни говорил, что сердце у Вернона тоже было очень обширно, но в этом его сыну не было еще случая убедиться. Мистер Роско похлопал только его ласково по спине и назвал его Джим-младший. И вот теперь он приезжал в Парадиз. Но еще раньше его туда примчался горячий ветер пустыни, изредка посещавший эти места. Как правило, летняя жара вполне терпима в Парадизе, вечера и ночи там всегда прохладные. Но два или три раза в год на всю эту местность налетает жгучий ветер и превращает окружающий вас воздух в раскаленную атмосферу пустыни. Получается такое впечатление, точно чья-то пылающая рука схватила вас за горло и душит. «Сто пятнадцать градусов в тени, а тени нигде нет», – обыкновенно говорят в таких случаях нефтяные рабочие, которым приходится проводить целый день на солнце. Самое худшее – то, что этот жгучий ветер дует не переставая и днем и ночью, и воздух в домах так накаляется, что в течение нескольких дней вам кажется, что вы живете в горячей печке.

«Нефтяной магнат», как называли газеты Вернона Роско, выехал из Энджел-Сити после обеда и прибыл в Парадиз около двенадцати часов ночи. Отец с сыном сидели в ожидании его на веранде. Он их издали увидел, и его могучий голос заглушил шум машины:

– Алло, Джим! Алло, Джим-младший! Черт возьми, что это вы мне устроили?! Клянусь богом, Росс, я никогда еще не испытывал такой убийственной жары. Неужели же и завтра будет такое же пекло? Я уж думаю, не повернуть ли мне лыжи и не бежать ли отсюда прочь?

Он вышел из автомобиля и направился к веранде. Его красное лицо было так же кругло, как месяц, который освещал его большую, почти совсем лысую голову. Он снял свой пиджак и крахмальную рубашку и был в одной нижней, розовато-красной шелковой сорочке. Ни о какой благодетельной испарине не было, конечно, и речи: в этой атмосфере раскаленной пустыни вы испытывали только сухой жар, и как бы долго ни стояли под направленной на вас струей воды – через две минуты ветер совершенно высушивал и ваше платье, и вас самих.

– Алло, Верн! – приветствовал мистер Росс гостя.

А Банни спросил:

– Как вы поживаете, мистер Роско? – и поспешил взять и сжать руку магната, чтобы тот не успел схватить его пальцы и расплющить их своей мощной лапой.

В былые времена мистер Роско был живодером в Оклахоме и обладал такой физической силой, что про него рассказывали, как, поймав однажды конокрада, он согнул его так, что сломал ему спину. И до сих пор, несмотря на валы жира, которые на нем наросли, он все еще был силен как бык.

– Чувствую себя совсем как в аду, – ответил он на вопрос Банни и, обращаясь к его отцу, спросил: – Джим, как ты думаешь, уезжать мне обратно или оставаться?

– Необходимо остаться, – сказал мистер Росс. – Я не стану начинать разработку нового участка, прежде чем ты его не осмотришь. В крайнем случае мы посадим тебя на лед.

– А что мое пиво? Внеси его сюда, Куно! – обратился он к стоявшему в дверях и ухмылявшемуся японцу. – Принеси мне его сюда полное ведро. Или лучше – не ведро, а бочонок. Полный бочонок. У меня там несколько таких бочонков в автомобиле. А слышали, какую штуку выкинул Пит О’Рейли? Перевез через границу в своем автомобиле целую громадную корзину с бутылками виски. Он рассказывал мне, что она обошлась ему в сто долларов четверть. Боже мой, Джим, и как только ты можешь выносить такую жару?! Что ты делаешь?

– Пью лимонад вместо пива, – ответил мистер Росс.

Его сын настоял на такой замене одного напитка другим, и мистер Росс этим очень гордился.

– Ну, это не для меня, – сказал Роско. – О, черт побери, я забыл приказать достать свою резиновую ванну. Тут ведь нет женщин, Джим?

Говоря это, мистер Роско сбросил свои ботинки и брюки и сел под струю электрического веера.

– От этой проклятой штуки несет, кажется, только еще большим жаром, – заявил он через минуту и, посмотрев на Банни, сказал: – Так вот он, наш юный большевик! Но где же красное знамя? Я его что-то не вижу.

Банни, который через два месяца должен был достигнуть совершеннолетия (внушительный возраст!), очень не любил шуточек этого рода, но Роско был его гостем, и ему ничего другого не оставалось, как улыбнуться.