Нефть!

Банни нашел в Рашели большую перемену. Это была уже не прежняя неряшливо одетая, усталая от тяжелой работы девушка, которую он знал в университете. Она принадлежала к тем женщинам восточного типа, которые могут заниматься сбором плодов в течение многих недель под палящим солнцем без всякого вреда для своей наружности, совершенно не заботясь о том, как это повлияет на цвет их кожи. Лучи солнечного заката горели на ее щеках, солнце сияло в ее глазах, искрилось в каждом ее слове, и в первый раз Банни нашел, что у Рашели Мензис была очень интересная внешность. Она подробно рассказала ему о всех приключениях во время этого сбора плодов, и Банни пришел от них в восторг. Те, кто видит сны наяву, наверное, не раз завидовали Банни и желали быть на его месте – быть сыном и наследником знаменитого нефтепромышленника, владельца нескольких миллионов долларов, имеющим в своем распоряжении роскошные автомобили и виллу и пользующимся любовью стальных вдов и иных сирен. Баннина же идея о сказочном благополучии воплощалась в поездке с веселой компанией в старом тряском «форде», нуждающемся в постоянной починке; в ночевках в маленькой палатке, которую мог опрокинуть каждый сильный порыв ветра, и в сборе плодов вдоль мексиканского и ямайского побережья – работе, дававшей от десяти до двенадцати долларов в неделю!

Папа Мензис был еще сильный, бодрый человек с шапкой желтых вьющихся волос. Только спина его была очень сутуловата оттого, что ему приходилось целыми днями гнуться над работой. Он говорил горячо, но некоторых букв английского языка произносить не мог, и это придавало его речи несколько комический характер. Его старшего сына, Якова, социалиста, узкоплечего бледного студента, Банни встречал раньше и нашел, что пребывание на свежем воздухе принесло ему большую пользу. Два его брата, юные «представители левого крыла партии», были очень болтливыми малыми, выражавшими свои мнения в резкой, неприятной форме. Они очень не понравились Банни, который не понял того, что, встретившись в первый раз в жизни с молодым представителем денежной знати, они неудачно старались защищать неприкосновенность своего рабочего класса. Никто не должен был сказать, что они чего-то испугались. Вообще, надо сказать, что они со всеми своими домашними тоже говорили всегда в повышенном тоне, и это отчасти, может быть, в силу различия в их политических убеждениях.

После обеда все отправились на митинг. Просторное помещение было полно народу. Большую часть публики составляли рабочие, причем все казались очень взволнованными. Банни внимательно слушал доклады и речи и старался не позволить себе сразу разочароваться в радикальном движении. Все здесь до последней степени были несдержанны и шумны, а он так этого не любил. Он не мог, разумеется, ждать, чтобы у рабочих были безукоризненные манеры и чтобы они выражались на правильном английском языке, но для чего было нужно так кричать и махать в воздухе кулаками? И разве они не могли обсуждать те или другие взгляды без того, чтобы не называть друг друга «подлыми тварями», «рыжими вонючками» и тому подобными милыми словечками? Но дело в том, что Банни попал на митинг социалистической партии в один из критических моментов ее истории, и естественно, что никто из присутствующих не следил ни за своими словами, ни за манерами.

Взобрался на возвышение и папа Мензис и принялся яростно нападать на своих младших сыновей, заявляя, что они – глупые сороки, если воображают, что смогут зажечь массовую революцию в Америке.

– Почему удалась революция в России? – кричал он. – Да потому, что вся страна была совершенно разорена войной. Но здесь, в Америке, пройдет еще по меньшей мере десять лет, прежде чем капиталистический класс дойдет до подобного разорения. А тем временем что вы, дурачье, делаете? Вы отдаете социалистическую партию в руки полиции! У нее здесь свои шпионы, и эти шпионы не кто другой, как все вы, глупые представители левого крыла партии!

Слова эти показались Банни вполне обоснованными. Деловые люди Энджел-Сити очень желали, чтобы радикальное движение перешло все границы, для того чтобы иметь повод его задушить. А когда они чего-нибудь желали – то все средства для того, чтобы этого достичь, были для них хороши. Но говорить об этом юным представителям крайнего направления было равносильно маханию красным плащом перед стадом быков.

– Что?! – закричал Айзек Мензис на отца. – Ты говоришь о полиции? А что делают сейчас твои любимые социал-демократы в Германии? Они сами исполняют обязанности полиции и расстреливают рабочих коммунистов в угоду капиталистическому классу.

– Да! И то же самое они будут делать в Калифорнии! – закричал его брат. – Все вы, социал-демократы, не что иное, как ручка приспешников капиталистического класса!

Потом поднялся вопрос, сможет ли расшатанная капиталистическая система продержаться еще лет десять или около этого, если правое крыло партии будет следовать политике оказывания им поддержки.