Нефть!

Все тот же милый старый папочка! Все сжимали друг друга в объятиях, у всех глаза были полны слез, даже у секретаря мэра и у клерков, которые никогда еще в жизни не получали такой богатой мзды за венчанье. Необыкновенный народ эти американцы! Банни просил отца писать как можно чаще и подробнее все новости, а отец в свою очередь просил Банни писать как можно чаще и подробнее. Потом Банни сказал, что весной, если отец до тех пор не вернется в Америку, он опять приедет во Францию, а мистер Росс ответил, что Верн, конечно, гораздо раньше уладит все дела и что он еще зимой приедет в Энджел-Сити. Потом Банни опять поцеловал свою мачеху, опять заключил отца в свои объятия, опять пожал руку секретарю – обычный ритуал всех сладких и вместе с тем грустных расставаний! Вокруг них стояла обычная толпа уличных зевак-мальчишек, которых полицейские удерживали на почтительном расстоянии и которые молча глазели на этот большой богатый автомобиль и на этих больших богатых американцев. И много лет спустя Банни всегда с волнующим, радостным чувством вспоминал об этих минутах: он видел наконец своего старика-отца вполне довольным, вполне счастливым. И опять приветствия, поцелуи, цветы, последние распоряжения, просьба писать. И вот наконец величественный экипаж мягко покатил по улице, устремляясь туда, где «молодых» ждал из ряда вон выходящий по интересу спиритический сеанс.

Банни вернулся в Париж и на вокзале написал в Америку два письма, извещавших о его приезде: одно Руфи Уоткинс, а другое – Рашель Мензис, ни одной не отдавая предпочтения. Потом он купил газету и прочел коротенькую телеграмму: «Грандиозный нефтяной пожар в Калифорнии». Молния ударила в один из складов на нефтяном поле компании «Консолидейтед Росс» в Парадизе, и так как дул сильный ветер, то не было никакой возможности спасти ни один из складов. По всей вероятности, все поле окажется во власти огня.

В отеле Банни ждала каблограмма из Энджел-Сити: «Невозможно было еще определить размеры убытков, но все было застраховано, и беспокоиться нечего». Банни переслал телеграмму отцу с запросом, ждать ему дальнейших известий или нет, но мистер Росс ответил, что ждать не нужно, что все, что ему надо будет сказать сыну, он передаст по кабелю, и чем скорее Банни будет на месте, тем лучше. «Любовь и лучшие пожелания» – так заканчивалась телеграмма. Эти слова были последними, какие его отец сказал ему в этой жизни…

X

Громадный пароход, который повез Банни через океан, был точной копией парижских отелей. Это был настоящий плавучий отель, обставленный с чисто дворцовой роскошью. Туалеты дам за обеденным столом сверкали бриллиантами, гремел оркестр, звучали веселые речи и смех, и очень скоро молодой «нефтяной принц» сделался предметом оживленных толков и сплетен. «Его отец – один из самых крупных нефтепромышленников в Калифорнии… Говорят, что ему принадлежат все нефтяные калифорнийские участки… Между прочим, один из них, судя по газетам, горит, и очень сильно… Его отец был замешан в этот скандал… Росс – помните? Скрывается теперь за границей. Но сыну, разумеется, никто не препятствовал возвращаться на родину… Говорят – он был одним из любовников Виолы Трейси, но она с ним порвала и вышла замуж за румынского принца… Пользуйся же случаем, постарайся поймать его, моя дорогая!»

И все наперерыв ухаживали за Банни. Все готовы были делать все, что он только захочет: танцевать до рассвета или бродить по палубе, окутанной ночным мраком, если ему это больше нравится. Все эти модные очаровательные создания интересовались всем тем, что интересовало его: книгами, которые он читал, журналами, которые он просматривал. Некоторые говорили, что очень увлекаются социализмом, и если мало что о нем знали, то так жаждали узнать все подробности… И все это продолжалось до утра того дня, когда полученное по беспроводному телеграфу известие совершенно отдалило Банни от этого светского общества.

«Ваш отец серьезно заболел двухсторонним воспалением легких. Окружен лучшими докторами и уходом. Буду извещать ежедневно. Глубокое сочувствие и любовь. Элис».

И Банни шагал взад и вперед по палубе один-одинехонек и испытывал все те угрызения совести, которые предсказывал ему Вернон Роско. О, разумеется, он должен был быть добрее, терпеливее с этим дорогим, милым стариком! Разумеется, он должен был приложить больше стараний к тому, чтобы лучше понять его и помочь. И вот теперь судьба увозила его от него все дальше и дальше, каждый день отдаляя его на пятьсот или шестьсот миль, и в каждое мгновение могла отдалить его на такое расстояние, какое нельзя уже будет учесть… Отец это, должно быть, чувствовал. Банни перебирал в своей памяти все его слова, и ему казалось, что мистер Росс предвидел близость конца и давал ему все советы, какие он только мог.