Нефть!

Ничего в душе, кроме этих мучительных угрызений совести… Ничего! Но вот постепенно в памяти возник один давний-давний спор, который раздвоил мысли Банни. Разве имели право люди, устраивая свои дела, поступать так, как поступал его отец? Разве могла продолжать свое существование цивилизация, основанная на подкупах правительств? Нет! – отвечал ему его внутренний голос. Нет, не могла! Но в таком случае он должен был все-таки иначе вмешаться в это дело. Более любовно. Должен был всеми способами убедить отца порвать с этой системой. Но когда? В какой момент мог бы он это сделать? Отец подкупал правительство с того времени, как Банни себя помнил. Когда он был совсем еще маленьким-маленьким. Все крупные промышленники всегда подкупали правительство, делая это до или после выборов. И в какой период своей жизни может мальчик сказать своему отцу: «Тот путь, по которому ты идешь, неправильный. Дай мне указать тебе настоящий»? Нет, Банни был бессилен что-нибудь сделать… Так же точно, как он ничего не мог сделать и во всей этой истории с Ви Трейси. И опять было одно только острое ощущение тяжелого горя, мучительная боль одиночества. Все старое уходит… уходит одно за другим… И куда, куда уходит? Это была тайна, от которой в такие минуты, как эта, кружилась голова. Вам казалось, что вы стоите на краю пропасти и смотрите туда, вниз, в самую бездну.

Совершенно невероятная, недопустимая мысль, чтобы его отец, который был таким реальным, таким живым, который в течение столького времени составлял как бы часть его самого, – мог вдруг исчезнуть, перестать существовать! И в первый раз за все время Банни спросил себя: может быть, Элис была права? Может быть, духи существовали?

Вечером новое известие:

«Состояние без перемены. Шлем приветы и любовь».

Эти слова повторялись во всех телеграммах – и на следующий день, когда «состояние все было то же и назавтра ждали кризиса», и еще на следующий, когда больному стало хуже… И вот на третий день утром получилась трагическая весть.

«Дух Вашего отца переселился из этого мира в другой. Но он всегда будет с Вами. Он с такой любовью говорил о Вас до самой последней минуты. Элис».

Одновременно получилась телеграмма от Берти.

«Я была при кончине отца. Он простил меня. И ты меня тоже прости».

Когда Банни это прочел, он бросился на кровать, зарылся в подушки и плакал, как плачут маленькие дети… Да, он прощает ее, – ответил он Берти, – и да простит их всех Тот, Кто дал им жизнь.

Глава двадцатая. Посвящение

I

Банни был теперь совсем один в этом ревущем и грохочущем Нью-Йорке, среди всех этих семи миллионов незнакомых ему людей. Разумеется, нельзя было избежать репортеров: этот случай представлял «общечеловеческий интерес», – сама судьба вырывала из рук сенатских судебных следователей одного из нефтяных магнатов. В стране заканчивалась в это время предвыборная кампания, и каждый малейший намек, касавшийся нефтяного скандала, имел важное значение.

Банни получил несколько каблограмм и телеграмм с выражением сочувствия и соболезнования: от Верна и Аннабели; от Пола и Руфи; от Рашель, ее отца и братьев; и была одна и от принцессы Мареску, подписанная прежней интимной подписью «Ви-Ви».

Банни купил себе билет домой через Вашингтон и в вагоне углубился в чтение старых газет, до которых последнее время не касался. Они подробно, день за днем описывали, что произошло с мечтами его детских снов, с «этим большим-большим нефтяным полем». Целый океан огня бушевал на земле. Он превращал ночь в день, освещая все своим пламенем; и день – в ночь, наполняя весь воздух густыми облаками черного дыма. Сверкающие реки горящей нефти текли по долинам, и страшные вихри перекидывали огонь с одного холма на другой. Погибло двенадцать колоссальных складов, погиб весь нефтяной перегонный завод, и около трехсот вышек были сметены и уничтожены в этом клокочущем и ревущем горниле. Это был самый страшный пожар во всей истории Канады. Убыток высчитывался в восемь или десять миллионов долларов.

В Вашингтоне у Банни было с кем поделиться своим горем.

Там был Дэн Ирвинг. Они долго бродили по отдаленным улицам города, и приятель Банни говорил ему, что он сделал все возможное в создавшемся трудном положении. Дэн уверял Банни, что он ни минуты не думал дурно о его отце. Он поставил себе в обязанность все узнать и узнал и теперь подтверждал это Банни: все крупные американские дельцы всегда подкупали правительства. Вначале это шокировало Дэна, но он вскоре потом понял, что это была определенная система. Без подкупа правительства американская крупная промышленность существовать не могла. Этому можно было найти доказательства в инстинктивной реакции всего промышленного мира по отношению к нефтяному скандалу, в решении все это «замолчать» и обвинить и подвергнуть наказанию не самих преступников, но раскрывателей преступления.