– Рукав для запекания бракованный, – кокетливо разъяснил Ваня и тут же спрятался за мою спину, краснея от смущения.
– Где кухня? Здравствуйте. – Маша чмокнула нас дважды, по французскому обычаю. Прямота, пожалуй, единственное качество, которое сестер объединяет. Они не церемонятся с выражениями, грубят, но зато не смотрят на Ваню как на диковинное существо. И не делают лица, полные фальшивого сострадания.
Ваню поцелуи шокировали, никогда прежде девушки его не целовали. Простояв несколько секунд в столбняке, он церемонно поклонился. Но Маша, а за ней и Соня уже поспешили на кухню.
– О, я вижу, наши новые друзья большие кулинары, – изрекла Маша, ковыряя вилкой застывшую корку горелого полиэтилена, облепляющую мясо. – Похоже на убитого инопланетянина. Дайте-ка коробку с этими вашими «рукавами».
Мы виновато порылись в ящике буфета и протянули ей коробку. Маша прочла вслух:
– …Для запекания в микроволновых печах! Умники! До конца инструкции читать надо!
– А у нас нет микроволновой печи! – нашелся Ваня.
Вопреки опасениям, мясо оказалось пропеченным в самый раз. Не слишком сильно, но без крови. Редкие фрагменты расплавленного «рукава» ничуть его не испортили. Разрезав кусок на четыре равные части, я подал его на стол.
– А когда вы нам могилу вернете? – неожиданно спросил Ваня с набитым ртом.
Соня отложила вилку и нож. Маша вздохнула.
– Вань, давай об этом после еды поговорим, – начал было я.
– Можно и сейчас, давно пора… – вмешалась Соня. – Мы понимаем, вышло некрасиво…
– Соня, это ужасно, это только в России могло произойти! – затараторила Маша.
– Понимаете, отец просил его на этом кладбище захоронить. Там его любимый художник… как его… не важно. Мы спросили, есть ли места, нам сказали, можно организовать. Мы в подробности не вдавались. Не до того было…
– Мы пока не торопим. Нам могила не к спеху, правда, Вань? – Я подмигнул сыну. Он юмора не понял.
– Почему не к спеху?
– Вы не волнуйтесь, мы будем требовать новый участок, а тебе компенсацию, – подытожила Соня.
– Ты хочешь выкопать папу? – уточнила Маша.
– Папа лег на чужое место. Хотя он и при жизни это часто делал! – Соня хохотнула. Маша тонко улыбнулась. – Небольшое перемещение ему уже не повредит.
Интересно, предполагал ли мальчик Гоша Сазонов, выросший в художника Джорджа Сазонофф, что перед смертью его последнюю картину похитит даун, а самого его запихнут в могилу родственников похитителя, потомки которых потребуют перезахоронения.
– Приходите ко мне в театр! – пригласил всех Ваня.
– В театр?!
– Я играю в театре! – Мой толстячок весь извертелся от гордости. Даже стал какие-то танцевальные па демонстрировать. Сестры обратили ко мне вопросительные взоры.
– Ну… э-э… это не совсем театр, просто подвал с маленькой сценой… Ваня играет в спектакле… м-м-м… небольшую роль…
– Я играю Меркуцио!
Я решил не напоминать, что роль Меркуцио отобрали.
– Вау! – завопили сестры и бросились тискать и теребить Ваню. – Ты еще и актер!
Ваня с хохотом заверещал.
– А что за спектакль?! – спросила Соня.
– Не позорь семью, – фыркнула Маша.
– А что?!. А… ну да… «Гамлет»? Шучу! И ты играешь Меркуцио?!
– Да… – Ваня растерянно посмотрел на меня. Вспомнил.
– Ваня сейчас пробует другую роль… – пришел я на помощь.
– Какую?
– Он встречает гостей и читает финальный монолог.
– А почему не Меркуцио? – настырно полюбопытствовала Соня. Маша кашлянула, поняв, что дальнейшие расспросы неуместны.
– Там Кирюша… его мама мебель купила… ему Меркуцио отдали…
– У тебя забрали роль из-за мебели?!
– Э… не совсем так… – вмешался я. – Ну… в общем да…
Ваня понурился.
– Мы им кресло каждый раз возим, но нужны постоянные декорации, новые… Нашлась деловая тетка из родительского комитета, со своими условиями…
– Когда спектакль?
– Послезавтра в восемь. Первый показ в этом сезоне. Мы как раз кресло повезем.
– Премьера! – веско произнес Ваня.
– Обожаю премьеры! – всплеснула руками Маша.
– А как же вы эту бандуру допрете? Это ведь то кресло, которое в гостиной? – задала Соня практичный вопрос.
– Грузовое такси.
– Я вас отвезу.
Ваня убежал и вернулся с медным горном.
– Вот это да! – восхитилась Соня. – Можно дунуть?
– Можно, – разрешил Ваня, будто девственница из патриархальной семьи позволила жениху прикоснуться к своей руке. Соня подула, труба издала протяжный вой.
– Дай покажу!
Ваня вырвал у Сони горн, чтобы извлечь из него несколько звуков еще более отвратительных. Сестры захлопали в ладоши. Ваня и вовсе раздухарился и совершил то, чего я больше всего боялся.
– Хотите, покажу мой тайник?
– Ваня, я не думаю, что девушкам интересно!
– Почему же, очень интересно!
Ваня потащил гостей за собой, я поплелся следом, не зная, как предотвратить демонстрацию картины. Прихватив со стола чашку, я глотнул на ходу. И поперхнулся. Закашлялся, захрипел, хватая ртом воздух, замахал руками, выкатил глаза. Ваня подскочил и давай хлопать меня по спине. Я вытер слезы.
Бом! Бом! Забили часы в гостиной.
– А сколько сейчас? – все будто очнулись.
– Одиннадцать! – прохрипел я. Никогда не отвечал на этот вопрос с такой радостью.