Нефтяная Венера

Ваня вцепился пенсионеру в руку. Тот давай его стряхивать. Я перехватил пенсионерский кулак, сжимающий ключ. Стоящий рядом парень в наушниках, ухмыльнувшись, отошел, мужчина с усиками весь извертелся от любопытства. Кто-то нажал тревожную кнопку.

На ближайшей станции толпа вынесла нас из вагона прямо в руки двум милиционерам.

– Что происходит?

– Арестуйте хулигана! – взвизгнул Ваня и пихнул пенсионера.

Дальше началось нечто невразумительное. Милиционеры принялись отдирать нас от пенсионера. Все пыхтели, мычали и раздувались от негодования, обиды и злости. Никто не произносил ни слова.

Нас отволокли в станционное отделение милиции с застоявшимся подземным воздухом. Пенсионера в одну комнату, меня с Ваней в другую.

– Мужики, сами понимаете, погорячились… – начал я, виновато и заискивающе улыбаясь. Человек в форме, пишущий протокол, не поднял голову.

– Мы просто…

– Как тебя зовут? – спросил милиционер у Вани, не глядя на меня.

– Иван… Федорович Соловьев, – старательно выговорил Ваня.

– А этот дядя тебе кто?

– Это мой папа.

– А почему у папы фамилия другая и в паспорте про тебя, Иван Федорович, ничего не написано?

Ваня насторожился и глянул на меня испуганно.

– Послушайте, это долгая история…

– Я не с вами разговариваю, молодой человек. А вас, Иван Федорович, придется показать специальному врачу. Вам уход требуется…

Я вынул из кармана последние пятьсот рублей, положил на стол. Я бы двести дал, но была только пятисотка. Не просить же сдачу.

– На вас государство деньги тратит, учит вас в школах, а вы так себя ведете! – пожурил нас милиционер, прибирая купюру. На прощанье он горячо пожал нам с Ваней руки.

– Какой хороший, культурный мужчина, – сказал Ваня после долгого раздумья.

– Зачем ты с этим старикашкой связался?

– Он портил красоту.

– Это просто рекламный плакат, таких тысячи. Вон, например!

Я указал на «Венеру-Аленушку», наклеенную на троллейбус.

– Тебя же могли в психушку отправить! Ты себе представляешь, что это такое?!

– Я люблю красоту. А он боится красоты, она его унижает. Он называет красоту грехом.

– Это все хорошо, но надо быть осторожным, Иван. Иначе не выжить. Надо притворяться, что не замечаешь всякие гадости…

– Красота для меня самое главное. Ради красоты я готов на все. Я готов… лишиться голоса, – неожиданно сказал Ваня. – И мое молчание пронзит мир.

* * *

Оказалось, Маша живет в доме, на строительстве которого я проходил практику по обмерам на первом курсе. С тех пор мало что изменилось: в переулке тарахтящий грузовичок, от него к дому тянется толстый кабель. Когда дом построили, оказалось, электрических мощностей не хватает. То есть на лампочки и лифты наскребли, а на кондишены и стиралки нет. Городские власти не выделили. Дефицит энергии. А квартиры, по тем временам весьма шикарные, уже раскупили. Тогда подрядчик просто подогнал мощный электрогенератор на соляре, и с тех пор он пополняет недостающую мощность.

Парикмахером-стилистом-маникюрщиком оказался жилистый мужичок со сплющенным носом и лицом преступника. Встреть я его ночью на улице – перешел бы на другую сторону. Маша нас успокоила:

– Эдик – чудо, хоть и выглядит как бандит! Пойди погуляй. Когда Ваню подстригут, мы отправимся по магазинам, – Маша дует на растопыренные пальцы рук. Ей только что сделали маникюр. Пока лак сырой, нельзя ни к чему прикасаться.

– По магазинам? Зачем?

– Хочу купить Ване кое-что! Только не надо спорить! Как я тебе? Ты ничего не сказал.

Маша сделала завивку. Ее прямые белые локоны превратились в спирали.

– Тебе очень идет, ты теперь более… знойная, что ли… Хотя раньше мне тоже нравилось… – С женщинами никогда не поймешь, хвалить перемены в их внешности или нет. Похвалишь – решат, что до этого ты считал их уродинами. Не похвалишь – расстроятся из-за того, что изменились к худшему.

– Знойной… а это хорошо? – Маша шагнула ко мне.

– Нормально… а зачем вам в магазин? – возвращаюсь к прерванному разговору.

– Хочу купить Ване подарок на Рождество. Послезавтра Рождество!

– Католическое, до нашего еще две недели.

– Ты что, нерусский? Католическое! Какая разница, да хоть мусульманское, главное подарки! В общем, ты погуляй, мы сами разберемся, правда, Ваня?

В комнату вошел перебинтованный «британец» с коротким серым мехом, видимо Черчилль. Вид невеселый.

– Можно погладить? – оживился Ваня.

– Только аккуратно.

Ваня протянул руку, провел по лоснящейся голове.

– А что с ним?

– Немножко поранился, скоро пройдет.

– Иди, папа.

– Ты меня выгоняешь?

– Иди. Ты хотел погулять.

– Если хочешь, я останусь.

– Нет, папа, не надо.

* * *

Брожу по улицам. Просто так, без цели. Будто только выпустили из тюрьмы. Даже помахал руками – убедиться, что не в наручниках. Покрутил шеей, поводка нет. Проходящая мимо девушка улыбнулась. Я беззаботно подмигнул ей и сам себе удивился.