Вокруг кипит жизнь. Топ-менеджеры, за километр распространяющие дурман высокой «белой» зарплаты, идут обедать. Вышли из офисов в одних пиджаках. Ветер забрасывает их стоевровые галстуки на плечо, топ-менеджеры оправляют галстуки, не теряя достоинства. Лузгающие семечки милиционеры, с затылками, подстриженными скобкой, и торчащими из-под фуражек нагеленными челками, проверяют документики у щетинистых гастарбайтеров. На площади стоит серый автобус, окна которого задернуты театральными шторами темно-красного бархата. Шторы подрагивают, как занавес перед началом спектакля. Спектакль начнется сразу, как только сюда осмелится припереться хоть одна школьница с антиправительственным лозунгом. Из автобуса посыплются, стуча ботинками, серо-пятнистые мужчины, отберут у школьницы лозунг и уволокут ее за волосы в кузов с зарешеченным окошком. Две старшеклассницы в сильном макияже, скрывающем свежесть их юных лиц, выходят из бутика итальянского нижнего белья. Няня-бурятка с раскосыми глазами и смуглым лицом ведет бледную девочку с большим портфелем. Судя по бледности и очкам, девочка является отпрыском интеллигентной московской семьи. Молодой человек с повязанным на парижский манер шарфом неумело пытается загнать на бордюр новенькую японскую малолитражку. Парковщик с простонародным лицом, бурно жестикулируя, кричит ему: «Выворачивай! Руль выворачивай! Теперь на меня!» В бетонной чаше-цветнике, полной оперативно высаженных в связи с затянувшимся потеплением «анютиных глазок», прикорнул беспризорник. Спит или в обмороке. Какой-то шутник пристроил ему в ухо цветочек. Такса, оттопырив длинный и острый, как нос Буратино, хвост, прудит на углу цветника. Ручеек пересекает тротуар. Переступаю.
Прохожу мимо многочисленных кафе. За окнами сидят люди. Едят, пьют, смеются. Мой взгляд останавливается на загорелой женской талии в заниженных брюках. Талия переходит в красивую задницу, которая расплющивается о табурет. Смуглую кожу расчерчивает полоска стрингов. Повторяя форму тела, обтягивая немного пышные бока хозяйки, полоска идет по ямочкам на крестце, раздваивается и убегает в ложбинку между булками… Как я буду жить, когда женские джинсы с низкой талией выйдут из моды?
Захожу в кафе, усаживаюсь за столик. Оглядываю посетителей. Ненароком бросаю взгляд в сторону девушки с талией…
Круглое лицо, раскосые голубые глаза, уши низко сидят, нос приплюснутый… Как же так?.. Какая дурацкая насмешка… Как будто снова обнаружил в аппетитном салате длиннющий волос… А со спины и не скажешь, талия такая…
Рядом почтенная дама, одета со вкусом, прическа, маникюр.
За окном появилась колонна грузовиков-эвакуаторов. Некоторые посетители кафе выбежали к своим «фольксвагенам», «мерседесам» и «пежо», в том числе и мама девушки с талией. Дочка жалобно замычала, и мать взяла ее с собой.
Сквозь стекло видно, как кто-то успевает дать задний ход и скрыться. Остальные подходят к гаишнику договариваться. Почесывая голову под фуражкой, тот выслушивает объяснения незадачливых водителей и отправляет их по одному в машину к своему напарнику. Там дело решится. Так жизнь и проходит, люди знают, что придет цунами, но все равно строят хижины у океана. Они паркуют автомобиль там, откуда его рано или поздно увезут. Придется рыскать по штраф-стоянкам, расположенным на краю города, стоять в очередях, писать заявления, платить штрафы. Но люди раз от раза повторяют это. Платят взятки гаишникам, садятся за руль, делают круг, дожидаются отъезда «эвакуаторов» и возвращаются на прежнее место.
Пока мать договаривается с милиционером, девушка-даун топчется у окна кафе. На ней темное пальто. Вдруг я замечаю в этом пальто свое отражение. То есть лицо отражается в стекле, за которым ткань, и получается, что я вроде как отражаюсь в ткани. Лицо словно под водой, складки-волны колышутся «надо мною». Девушка делает шаг в сторону, «я» исчезаю.
– Что-нибудь выбрали? – слышу голос официанта.
– А? Так… а что у вас тут… так… – листаю меню. Зеленый чай, пирожное «карамболь»… Черт! У меня ж ни копейки! Все менту отдал!
– Извините, мне пора…
Снова брожу по переулкам. Звонит телефон. На экране определился Машин номер.
– Ало. Ну, как вы?
– Ваня пропал…
Словно в забытьи. Бегу. В кармане звенит мелочь. Прижимаю карман ладонью. Вот оно. Случилось. Я же этого ждал… Как можно было его потерять?!. Что за дура!.. Нет, я не хочу, чтобы Ваня теперь исчез… Потом, может быть… но не теперь… У нас еще дела всякие незаконченные… премьера… Я не извинился перед ним после вчерашней ссоры…
Маша ждет на Тверской.
– Что случилось?!
– Мы подстриглись… пошли по магазинам… все купили, джинсы, рубашку… очень красивую, сели в кафе отпраздновать… я в туалет пошла, возвращаюсь – его нет… Куда он мог пойти? – Маша пытается говорить бодро, чтобы скрыть отчаяние.
– А я знаю?!
– Где он может быть? Что его интересует?
– Он непредсказуем!
– Он после стрижки волосы зачем-то собрал в пакетик и в карман положил. Может, это что-то значит?
– Это он всегда делает.
– А зачем?
– Да какая разница! – раздражаюсь я. Нашла время любопытничать.