Нефтяная Венера

– Папа, я не хочу быть с чужими! – Ваня расплакался и подбежал ко мне. Я оттолкнул его.

– Хватит соплей, Иван! Что ты ревешь по любому поводу, как девчонка! Взрослый парень уже! Сам просил Соню с Машей позвать! Она тебя ударила, а ты ее любишь!

– Папа, я тебя люблю! – Ваня неловко топчется, цепляясь за мои руки.

– Любвеобильный нашелся! Да отвали ты от меня!!! – вдруг заорал я не своим голосом. – Свалился мне на шею и отлипать не хочет! Тебе что, нравится меня мучить?! Нравится видеть, как моя жизнь проходит в четырех стенах?! Да?!

Я схватил Ваню за рубашку и принялся трясти.

– В кои-то веки с тобой захотели дружить! Две нормальные, НОРМАЛЬНЫЕ девушки! Так нет, влез в разговор, эксперт по живописи нашелся, «не дорисовано»! Кто тебя просил вякать?! Стричься он не хочет! Посмотрись в зеркало! Правильно балерина сказала! Сидеть рядом стыдно!

Я дернул его заправленную в спортивные штаны рубашку.

– Что это такое?! Как ты вообще додумался надеть рубашку, предназначенную для пиджака, со спортивными штанами и еще заправить ее в них?! Это же нормальному человеку в голову не придет!!! Боже, за что мне такое наказание???!!!

Я уже кричу не на Ваню, а непонятно на кого. Мечусь по комнате и ору.

– Правильно Соня тебя ударила! Спер чужую вещь и возвращать не хочет! Нет, это видано ли такое! Обокрасть умирающего! Ты же настоящий монстр! Даже спрашивать не стану, отдашь как миленький!

Ваня рыдает.

– Прекрати визжать! – трясу его за плечи. – Прекрати вой! Что ты орешь все время?! Говори тихо! Говори со мной шепотом! Ненавижу твои вопли!!! – замахиваюсь на него. Ваня жмурится, ожидая удара. В последний момент опускаю руку.

Что я тут устроил? Из-за чего?.. Вижу Ванину комнату с его мелкими вещицами, Ваню, утирающего слезы, и себя самого. Мне стыдно и за скандал, и за раскаяние.

* * *

На тротуарах царит приятное весенне-предновогоднее оживление. Повсюду стоят украшенные елки, похожие на девчонок в пышных многоярусных юбках. Витрины магазинов набиты всякой праздничной всячиной.

Спускаемся под землю, на украшенную мозаиками станцию. Со сводов смотрят дородные колхозницы со снопами пшеницы, крепыши с простыми, открытыми лицами, сжимающие учебники, широкоплечие военные в парадных кителях под руку со студентками.

Заходим в вагон, прислоняемся к нераскрывающимся дверям. На стене напротив, рядом с картой метрополитена, наклеена реклама «Нашей Аленушки». Рядом с плакатом топчется седоватый пенсионер с мелкими чертами лица. Он оглядывает пассажиров взором фанатика, ищущего поддержки. Не найдя отклика, пенсионер решается на поступок. Подносит к плакату ключ – все это время он сжимал его в кулаке – и принимается скрести. Сначала робко, озираясь, потом с нарастающим остервенением. Начал пенсионер, разумеется, с треугольника между ног. Представляю, насколько этот ключ мокр от пота. Пассажиры бросили на пенсионера несколько безразличных взглядов и вернули головы в привычное положение; кто уткнулся в детектив, большинство – в пустоту перед собой. Я слежу за действиями седоватого борца за нравственность с любопытством. Он подбадривает себя бурчанием, в котором преобладают слова «блядство», «позор» и «довели страну». Увлекшись зрелищем, я на некоторое время упустил из виду Ваню, заметив его лишь тогда, когда он вошел, так сказать, в кадр, оказавшись за спиной оголтелого скребуна. Не успел я что-либо предпринять, как Ваня громко потребовал:

– Прекратите хулиганить!

Вышло у него настолько убедительно, что пенсионер вздрогнул всем телом и обернулся. Увидев перед собой Ваню, с лицом строгим, но говорящим о его умственном статусе, пенсионер осмелел:

– Не лезь, пацан. Тебе вон совсем голову задурили эти олигархи!

Решил, что Ванин недуг является результатом происков коварных миллиардеров.

– У меня голова светлая, Тимофеич сказал!

– Тьфу! – пенсионер отвернулся и принялся скрести с удвоенной силой.

– Неприлично поворачиваться спиной, когда с вами разговаривают! – не отстает Ваня.

Окружающие оживились. На другом конце вагона мужчина с усиками привстал на цыпочки. Читатели детективов закрыли книжки, заложив пальцы между страниц.

– Вань, не нарывайся, – шепнул я на ухо сыну.

– Забери своего… инвалида! – громко и с выражением произнес пенсионер, видимо вообразивший себя мучеником за правое дело. Зубов у него во рту мало. Зубы похожи на желтые рычаги. Дернешь один – пенсионер выдвинет ковш и начнет рыть землю, дернешь другой – вылезет отбойник и примется долбить асфальт.

– Не груби, дядя! – Когда дело касается Ваниного здоровья, я завожусь с полоборота.

– Офтавьте ее, она крафивая! – занервничал Ваня.

Лене-Венере-Аленушке уже нанесено множество непоправимых ран. Белыми бороздами они рассекают ее прекрасное просоляренное тело.

– Ах ты, сопляк паршивый! Понаехали! – взбеленился пенсионер и затрясся от негодования, как желе. На одном из его бешено бегающих зрачков прогрессирующая катаракта.