Нефтяная Венера

– Я не дебил, я даун, – поправил Ваня.

– Ты можешь заткнуться?! – сверкнула глазами Соня и стала уговаривать балерину: – Погодите, не обижайтесь. Пойдемте в кафе, спокойно посидим, обсудим…

Но та уже выскочила, фыркая и пыхтя, и, вся расхристанная, не застегнутая, принялась судорожно «голосовать».

– Она же так простудится, – Ваня озабоченно посмотрел на меня. – Пап, скажи ей, чтобы застегнулась. Она меня не послушает.

– Ваня, просто молчи…

Сколько мы просидели в тягостном молчании, не знаю. Балерина поймала тачку и укатила. Не говоря ни слова, Соня тронулась с места.

– Сонь… ты это… – начал я.

– Я про-сила про-сто по-сидеть мо-лча, – отчеканила она по слогам. – Молча! Это, блядь, непонятно?! – уже орала Соня.

– Извини, ты же…

– Я даун! – передразнила она Ваню. – Нашел чем гордиться!

– Сонь…

– Что «Сонь»?! Это было отличное предложение. После реставрации я бы загнала вещь за тридцадку. А теперь соси батон, плюс про меня еще скажут, что я прихожу на встречи с умственно отсталыми, которые лезут в переговоры!

– Сонь, полегче!

– Чего полегче! Корчите из себя праведников, а сами воры! Мы вообще можем вас сдать! Да, Маш?! Ментам заявим! И хозяину наводочку дадим!

– Ну сдай нас! Сдай! Мы эту мазню просто выбросим, сожжем, на мелкие кусочки порежем, и ты ничего не докажешь!

– Возвращайте картину!

– Могилу освободи сначала!

– Ебаться лучше научись! А ну выматывайтесь из машины!

Чувствую, что краснею, но поделать ничего не могу. Как так? Ей же вроде… она же вроде…

Внутри все клокочет. Открываю дверцу, выскакиваю, чуть не оказываюсь под автобусом, выдергиваю напуганного Ваню, бегу к багажнику. Вытаскиваю кресло. С силой захлопываю багажник. Джип рывком тыкается в реку движения.

– Еще букет был, – напоминает Ваня.

– Стой! – ору вслед, догоняю, колочу по корпусу. – Букет!

Соня бьет по тормозам. Залезаю в салон. Хватаю букет. Маша успевает помахать рукой. Мы остаемся на тротуаре с креслом и букетом вчерашних сиреневых тюльпанов.

* * *

– Я люблю Соню и Машу, – сказал Ваня перед сном.

– Соня же хочет на нас настучать, и ты все равно ее любишь?

– Все равно! И Машу тоже.

– Как же можно любить сразу двух женщин, Иван?

– Можно. Я люблю их. Я решил, что буду верен им обеим.

– А ее уже разлюбил? – Я кивнул на картину. Нефтяная Венера все еще в наших руках. Просохшая после Ваниной выходки, она висит на стене напротив кровати. – Тебе же раньше только она нравилась.

– Ее я тоже люблю.

– Ты что, влюблен одновременно в троих?

– Да, – застенчиво ответил Ваня и спрятался под одеяло.

– И ты всем им будешь верен? – Я щекочу его.

– Да-а-а-а, – хихикает Ваня, извиваясь.

– Спокойной ночи, дорогой! – Я целую его щечку и выключаю свет.

– Спокойной ночи, папа. А что значит «ебаться»?..

* * *

Я сидел перед телевизором и пытался придумать, что делать, если Соня и правда наведет на нас ментов. А еще мне не давала покоя ее последняя фраза. «Это она из вредности», – успокаивал я себя, но сомнений в собственной сексуальности было уже не унять. Они распространялись по моему мозгу, как пожар на сеновале. Ко всему прочему, риелторша прислала сообщение, что отказывается с нами работать. Мы сложные клиенты. Тут позвонила Маша.

– Привет, не поздно?

– Нет, что-то случилось?

– У меня несчастье! – Маша в трубке чуть не плачет.

– Что такое?!

– Черчилль умирает!

– Я думал, он давно в могиле.

– Не смешно, это мой кот.

– Извини, Маш. Я могу помочь найти ветеринара… – Я почему-то решил, что раз она наполовину иностранка, то самостоятельно нужный телефон не отыщет.

– Уже нашла, я в больнице. Я понимаю… всего лишь кот… но у меня больше никого нет… никого… – Маша разрыдалась.

– Ну что ты, ну не плачь… как тебе помочь?

– Можешь приехать?.. Мне так плохо…

– У меня Ваня …

– Ах, ну да, извини… Господи, что же это такое! Как мне надоела эта жизнь…

Я секунду подумал.

– Он вообще-то заснул, так что я, наверное, могу сбежать. Сейчас посмотрю.

Ваня тихонько посапывает в кровати. Я одеваюсь и спешу по названному Машей адресу. Это близко. Круглосуточная ветеринарная клиника в районе Парка культуры. В ярком люминесцентном свете приемной все кажется мертвенным. На скамейке сидит Маша, листает журнал.

– Привет!

– Как здорово, что ты пришел! – Маша бросается мне на шею. По ней не скажешь, что она сильно страдает. Европейская выдержка.

– Ну как он? – первым делом интересуюсь я здоровьем Черчилля.

– О, все обошлось, он вне опасности! Я так рада тебя видеть! Соня столько глупостей сегодня наговорила, с ней бывает. Извини, ладно?

– Да ничего. Сами виноваты. Мы ведь ей сделку запороли… А что с котом стряслось? – хочется побыстрее пресечь ее извинения и узнать, ради чего я впервые оставил Ваню одного и помчался среди ночи сюда.

– Кастрация. Я думала, он не переживет. Он очень молодой и только начал везде… как это по-русски…

– Метить.

– Точно! Метить. Это так плохо пахнет, ужас! А две недели назад он упал с балкона, кошечку увидел. Хорошо, у меня квартира на третьем этаже, он не разбился. А я его так люблю, так люблю. Он у меня породистый, гипоаллергенный. Бедняжка… Откуда это у тебя? – Маша тронула мою руку с костяным браслетом.