Конечно, это не была свадьба официальная, а тем более – не была свадьба церковная, дорогие мои. Но это была свадьба самая настоящая. Зрители стояли в полной тьме, утяжеленной светом единственного прожектора. Вслед за Ксюхой вышла из тьмы Настя, та шла с совершенно сухими глазами и суровым лицом. На Насте было старое, подаренное ей еще Цветковым малиновое платье – единственное, которое можно было тогда получить в распределителе, старое, значит, платье, но чистое и выглаженное. За спиной Цветкова в круге света появился тоже очень серьезный Чижик в единственном своем приличном прикиде – синем парадном мундире майора ВВС. Мы бы рассказали вам, во что в тот миг был одет Цветков и как он выглядел, но свет слепит нам глаза, дорогие мои, высекает из наших глаз слезы, поэтому Костя Цветков кажется нам сейчас стоящим в огненном ореоле, словно бы в центре Неопалимой Купины.
Ксюха замерла перед Цветковым. Виделись они тогда в первый раз и жадно разглядывали друг друга. Цветков пожирал глазами плоское Ксюхино лицо с густыми рыжими бровями, носом картошкой, пухлыми губами и, как мы уже вам рассказывали, полностью покрытое конопушками. Ксюха вдруг широко улыбнулась и сбросила фату, выплеснув под светом огромную волну морковных волос, и мы с вами, дорогие мои, вместе с присутствующими на свадьбе еще раз смогли убедиться, что Ксюха очень красива. Очень красива, очень. Ростом она была намного выше Цветкова, так что, протягивая ей руку, Цветков эту свою руку протянул не только вперед, а отчасти и вверх. Ксюха подала свою руку в ответ, и Цветков ощутил, насколько тепла и нежна ее большая, почти мужская – во всяком случае, куда больше цветковской – насколько тепла и нежна ее ладонь. Раздались оглушительные аплодисменты и пистолетные выстрелы, даже, уж признаемся вам, несколькими автоматными очередями кто-то засадил в небо.
Собаки, рядком сидящие за колючкой, словно бы зрители в первом ряду партера, вновь вскочили и залаяли. И в тот же миг Настя Цветкова вдруг неудержимо начала рыдать. И в тот же миг Константин Цветков понял, понял и до конца своей жизни всегда знал, что он безумно любит крупную угластую конопатую девушку, держащую его за руку. Кашлянув, улыбающийся Чижик выступил вперед, собираясь раздваиваться – исполнить одновременно две миссии: кощунственно миссию батюшки в церкви, свершающего таинство брака, и миссию сотрудницы ЗАГСа, произносящей пред брачующимися – простите нас за это слово – стандартную, заученную речь. Но Чижик только и успел, что прокашляться. Не отрывая взгляда от Ксюхи, Цветков свободной рукою нашарил за собой ручку двери, ведущей в нору, открыл дверь и, осторожно ступая, повел Ксюху за собою вниз, где горел в печи небольшой огонек и где на лежащих рядком двух вычищенных матрасах уже было постелено до того дня свято хранимое чистое белье, и где Младенец, изображение которого укрепленно было в головах Цветкова и Ксюхи, уезжал и все никак не мог уехать из этих мест.
Неистощимая
Начальник Глухово-Колпаковского УФСБ полковник Овсянников в то самое утро, в котором англичане прибыли в Глухово-Колпаков, получил по своим служебным каналам уведомление как раз о прибытии англичанина со свитой и приказ обеспечить прибывающих негласным сопровождением. Полковник повертел перед собою пальцами, примериваясь к ситуации. Что сей сон значил?
Шпионов в Глухово-Колпаковской области никогда не водилось – за исключением, разумеется, конца тридцатых годов, когда шпионы в Советском Союзе обнаруживались везде и всюду, но тогда полковник еще даже не явился на белый свет, сейчас он только что справил тридцативосьмилетие. Однако спецслужбы на то и существуют, чтобы проклятых шпионов не было вовсе. И полковник твердо знал и совершенно искренне верил, что Запад – вообще Запад, НАТО, да и, прямо скажем, все американцы, англичане и прочие шведы только и мечтают, как бы навредить России. Это было само собою разумеющимся. И он, Овсянников, конечно же, сейчас поставил бы на уши весь личный состав Управления. Но в пришедшей ориентировке что-то, воля ваша, казалось странным. «Обеспечить надежное прикрытие имеющихся в городе и окрестностях города объектов перечня прикрытия». На сей счет имелась вполне четкая внутренняя инструкция, разработанный план действий, и ему, Овсянникову, не надо было напоминать, как действовать в подобных случаях. Он знал, как действовать. Удивляло и слово «надежное». С чего бы оно тут, в указивке, появилось? А то он, полковник Овсянников, ненадежное, что ли, до сей поры обеспечивал? И пришла указивка срочно, не загодя, что тоже удивляло. А в особых случаях ему всегда звонили из Москвы. Иногда и сам Директор звонил, и так бывало, редко, но бывало. А тут полная тишина.