Нейтрально-враждебный. Книга третья: Дикие земли

Эти монстры заставили его надеть вульгарное платье, и чепчик на голову, и белые чулочки. Он противился. Он пытался отстоять свою честь. Но люди оказались убедительны в своих требованиях. Когда он заявил решительный протест, когда сказал, что скорее умрет, чем нарядится горничной, суровые стражники отвели его в подвал, и там у них состоялась беседа. Феромону доходчиво объяснили, что будет с ним и в каковом объеме, если он не прекратит капризничать и не наденет чулочки. И тогда Феромон сдался. Он вырядился горничной. Это было невероятно унизительно. А затем его вынудили прислуживать людям в этом нелепом отвратительном наряде. И гнусные людишки постоянно смеялись над ним. И сами хозяева особняка, и их гости. Все они потешались над нелепо одетым эльфом, придумывали ему обидные прозвища, а некоторые из гостей... Феромон честно старался забыть об этом, но не мог. Некоторые из этих гнусных извращенцев, они... О, богиня! Они бесстыдно щупали его за зад, как какую-то уличную девку. Щупали и посмеивались. А когда его гордое эльфийское лицо заливала краска стыда, хохотали до слез, упиваясь его унижением.

Два года он был эльфийской горничной. Два года хлебал большим половником нескончаемый позор. В подобном виде его даже нарочно водили по улицам Гильторна, и многие люди (вот уж воистину дикари и безумцы) принимали его за девушку, свистели вслед и отпускали сальные комплименты. Ему придумали прозвище, исказив и опорочив его гордое эльфийское имя. Он стал Феромоникой. Он сгорал от стыда и унижения. И вместе с ними в его душе росла и крепла ненависть к роду людскому. Именно тогда у Феромона и открылись глаза на правду о людях. Те эльфы, что считали возможным мирное сосуществование между их народом и людишками, были просто дураками. Мирное сосуществование? Да конечно! Феромон два года мирно сосуществовал с этими тварями. Люди могли предложить эльфам только нескончаемое унижение, да и то тем немногим, кого они соизволят пощадить в ходе неизбежного истребления. Немногие оставшиеся эльфы станут игрушками в их извращенных руках. Некогда гордые воины будут наряжены горничными и станут всеобщим посмешищем. Их заставят носить белые чулочки, заставят вилять попой, заставят красить губы, а бесстыдники будут щупать их за мягкие места и блаженствовать. Пусть богиня и проповедовала любовь и сострадание ко всему живому, но Феромон, хорошенько изучив людей, не мог согласиться с ней в этом вопросе. Белочки и зайчики - сколько угодно. Их Феромон готов был любить и жалеть до изнеможения. Но люди... Вот уж дудки! Эти твари заслуживали одного - тотального истребления. Единственный язык, который они понимали, это язык стали под ребра. Никакие договоренности с ними были невозможны - люди нарушали данные клятвы с той же легкостью, с которой испускали газы за обеденным столом. Только геноцид. Только война до победы. Иначе однажды все эльфы разделят его участь, и тоже превратятся в объекты издевательств и насмешек.

Два года он терпел этот ад. Два года носил наряд горничной, прислуживал людям, сносил унижения и насмешки, даже и грязные домогательства. Ночами он плакал в подушку, вспоминая сальные прикосновения трясущихся от похоти рук. И как только эти чудовища могли принимать его за девушку? Хотя, что уж тут удивляться. По человеческим меркам любой эльф прекрасен. А если добавить подобающий наряд и косметику, и должным образом уложить длинные волосы, то да, вполне себе получится девчонка, и очень даже недурная.

Впрочем, Феромону от этого было не легче.

Все два года он только и делал, что строил планы побега. Но всякий раз те либо срывались, либо оказывались заведомо неосуществимыми. К тому же в своем наряде горничной он был очень приметен - все в Гильторне знали его и замечали издали. Мужики свистели вслед и шлепали ладонями по его гордым эльфийским ягодицам. Человеческие детеныши кидались в него всяческой дрянью – камнями, грязью, лягушками и гнилыми овощами. Кабацкие пьяницы кричали ему вслед – «мадам Феромоника, покажи-ка что под юбкой!» При такой популярности можно было даже не пытаться пересечь городские ворота. А иной одежды, кроме позорного наряда горничной, он не имел, и добыть не мог.

Но однажды, после двух лет тяжкого плена и великого позора, когда Феромон уже отчаялся обрести свободу, ему улыбнулась удача. То есть, то, что ему улыбнулось, стало удачей чуть позже, а на первых порах напоминало форменный кошмар.