Неизбежное. Сцены из русской жизни 1881 - 1918 гг. с участием известных лиц (СИ)

После революции труппа театра распалась, а сам он был передан в ведение Народного комиссариата просвещения. В этом комиссариате шла ожесточённая борьба между представителями двух непримиримых идеологических лагерей: одни считали, что искусство социалистического государства должно строиться на базе лучших достижений классической культуры, другие категорически призывали к полному отказу от неё, к созданию во всех отношениях нового искусства, наполненного революционным содержанием, заключённого в невиданные прежде формы. Первый лагерь был многочисленным и включал в себя немало значимых лиц; второй был активнее и решительнее, - к тому же, к нему примыкал народный комиссар просвещения товарищ Луначарский, который хотя и был воспитан в духе классической культуры и обладал огромными познаниями о ней, но был в восторге от авангарда. Благодаря Луначарскому бывший Театр музыкальной драмы превратился в главный штаб революционного авангардизма, и не случайно именно здесь авангардистский революционный режиссёр Всеволод Мейерхольд ставил авангардистскую революционную пьесу "Мистерия-буфф" авангардистского революционного поэта Владимира Маяковского.

...Когда Малевич, Коля и Ваня пришли сюда, в театре царил полнейший бардак: какие-то люди смеялись и курили прямо на сцене среди непонятного нагромождения уходящих спиралью вверх деревянных дорожек и больших фанерных кругов и квадратов; по залу бродили и бормотали свои роли приглашенные в качестве артистов петроградские граждане всех возрастов; три или четыре человека мирно похрапывали у стены на сваленных в кучу бархатных портьерах. Малевич, привычный, видимо, к этой картине, приказал Коле и Ване положить фрагменты декораций на сцену, и закричал на курильщиков:

- Господи, боже мой! Ну как вы собрали "небесную лестницу"?! Вы же её перевернули наоборот! Господи, боже мой, неужели трудно было посмотреть на мои отметки "верх, низ", я их специально для вас поставил! А теперь что получилось... - он взглянул на декорации и вдруг замолк. Курящие люди невозмутимо продолжали курить, не трогаясь с места; Малевич задумался, отступил на два шага назад, наклонил голову вправо, а потом влево, и пробормотал:

- А впрочем... Да, так определённо лучше... - после чего сказал вслух. - Ладно уж, оставляем, как есть. А это, - он показал на принесённое Колей и Ваней, - мы прикрепим теперь внизу: это станет основанием лестницы и одновременно бортами ковчега. Так лучше: теперь у нас будет ковчег, на котором происходит всё действие. Да, неплохо получилось - настоящее искусство всегда вырастает из ошибок! - он потёр руки и даже крякнул от удовольствия.

- Казимир Северинович, а нам что делать? - спросил Коля.

- Идите, получайте роли, чего вы стоите? - он схватил молоток и принялся приколачивать фанеру. - Где-то там бродит наш... этот, как его... кто роли выдаёт... А если его не найдёте, скоро приедут Маяковский с Мейерхольдом, они помогут.

***

Найти того, кто роли выдаёт, оказалось невозможно: все его видели, все утверждали, что он "вот только что был здесь", но никто не мог сказать, где он находится. Зато Коля и Ваня нашли большой самовар с кипятком, поддерживаемый в горячем состоянии стариком-швейцаром.

- Содом и Гоморра, истинные Содом и Гоморра, - ворчал он, подкладывая щепки в самовар. - Раньше в ознаменование премьеры стол на сцене ставили на пятьдесят кувертов, и всё из чистого серебра. Кушанья из "Вены" привозили, официантов из "Кюбы" приглашали, сам господин Нейшеллер, наш благодетель, приезжали и оставались довольны, а ныне... - он безнадёжно махнул рукой. - Поди, и посуды у вас не имеется? - спросил он Колю и Ваню. - Понятное дело, откуда у вас посуда при таких-то одеяниях, - он подал две надтреснутые фаянсовые чашки. - Нате уж, держите, да только вернуть не забудьте, а то теперь такие актёры пошли, что чашки крадут.

Пристроившись в зале около сваленных в кучу стульев, Коля и Ваня блаженно отхлёбывали кипяток.

- Да, по крайней мере, тепло... - проговорил Ваня, но тут по залу пронёсся шум, все встрепенулись и вытянули шеи, всматриваясь в двери.

- Маяковский! Маяковский! Маяковский идёт!

В зал вошёл высокий молодой мужчина с резкими чертами лица. На нем была безупречная пиджачная пара и хорошее пальто, но шляпы не было, а голова была выбрита наголо. Он быстро шел к сцене; за ним бежали десятка два человек, кричавшие на ходу:

- Маяковский, прочтите что-нибудь! Умоляем! Не ломайтесь, Маяковский, сколько можно за вами бегать!

Взобравшись на сцену, Маяковский пожал руку Малевичу и отрывисто спросил:

- Ну как, готово наше художество? Успеем к сроку?

- Успеем, если... - хотел сказать Малевич, но его перебили прибежавшие с Маяковским люди:

- Прочтите стихи! Это просто невежливо, Маяковский, все вас просят.

- Невежливо гнаться за мной, словно за вором на базаре, - парировал Маяковский. - Ну, чёрт с вами, слушайте.

Он подтянул штаны, заложил руки за спину, качнулся с пятки на мысок и звучным басом, чётко разделяя слова, прочёл:

Граждане!

Сегодня рушится тысячелетнее "Прежде".

Сегодня пересматривается миров основа.

Сегодня