Неизданная проза Геннадия Алексеева

Но «Люди и положения»: «…я увидел гостиную, она полна была табачного дыма. Мигали ресницами свечи, точно он ел им глаза. Они ярко освещали красное лакированное дерево скрипки и виолончели. Чернел рояль. Чернели сюртуки мужчин. Дамы до плеч высовывались из платьев, как именинные цветы из цветочных корзин».

Вот какая простота снизошла на Бориса Леонидовича, вот какая непритязательность!

Талант не сдавался. Талант одолел самого Пастернака. Талант побеждал безумие.

В детстве Пастернак сломал ногу и хромал всю жизнь. На 62-м году жизни он перенес инфаркт. После этого он прожил еще 8 лет. Его погубил рак легких.

Гениальность пастернаковских стихов, а точнее – пастернаковской манеры писать стихи, возвышается за пеленой их пресловутой «непонятности». Эта «абракадабра» вовсе не требует понимания. Ее надо чувствовать, ей надо доверять, ей надо покоряться, в нее надо бросаться, как в воду, как в густые, шуршащие прибрежные камыши, как в заросли цветущего прибрежного кустарника.

Позвонила Ирэна. Говорила тихим печальным голосом.

– Ты что такая квелая? Нездорова?

– В общем, да, немножко нездорова. Но дело не в этом. Ведь твой роман не желают печатать.

Маленьких много. Больших мало. В этом есть логика – большие занимают слишком много места. Большим жалко маленьких. Они маленьким сочувствуют, они маленьким помогают, они маленьких защищают от трудностей жизни. Большим неловко, что они такие большие, а вокруг столько маленьких. Но при том большим приятно, что они большие, а не маленькие, и они отлично понимают, что если бы маленьких вовсе не было, никто и не догадался бы, что они большие.

Как это красиво, когда красивая, молодая, цветущая женщина с красивым красным ртом ест бутерброд с красивой красной икрой, запивая его шампанским из красивого граненого хрустального бокала.

Одолев страх смерти, я стал подлинным стоиком.

«Расстаться с жизнью так же легко, как падает созревшая слива».

Победив страх смерти, я стал истинным эпикурейцем.

«Мы объявляем наслаждение началом и целью блаженной жизни».

«Совершенно лишенный самолюбия писатель и по-настоящему хорошие неопубликованные стихи – вот чего нам сейчас не хватает больше всего» – такие слова сказал когда-то Ивэн Шипман Эрнесту Хемингуэю.

Совершенно лишенный самолюбия писатель – штука крайне редкая. Но хороших неопубликованных стихов всегда было множество. И теперь их немало.

Глупый интеллигент – человек культурный, но не способный мыслить самостоятельно. Обязательное его качество – болтливость. Глупых интеллигентов развелось так много. От болтовни спасенья нет.

Три Ш.: Шопенгауэр, Шпенглер и Штирнер. Яркий букет, пахнущий пряно и соблазнительно.

Посетил будущее свое жилище.

Грязно, неопрятно, запущено. Долго придется возиться. И дней немало уйдет.

Почему-то вспомнил о Гончарове. Полистал «Обломова» и «Обрыв». Не увлекло.

Почти всю свою прозу Гончаров написал за границей. Работал с ленцой, с сомнениями, с паузами. На «Обрыв» он потратил уйму времени, но шедевр не сотворил. Да и «Обломов»-то вряд ли шедевр.

Еще одна поклонница. Живет под Москвой, преподает английский. Прислала письмо в «Советский писатель».

«Дорогие товарищи! Мне случайно попалась в руки небольшая книжка – сборник стихов Алексеева Геннадия Ивановича, выпущенная в 1980 г. вашим издательством. Стихи великолепные по простоте и значительности, весомости каждого слова…»

Заново открываю для себя Ронсара (книга новых переводов вышла в прошлом году). Совершенно неожиданная, отличнейшая любовная лирика (Кассандра, Мария, сонеты к Елене). Браво, Пьер!

Всю жизнь подбираюсь я к Истине. Крадусь осторожно, чтобы не вспугнуть эту пугливую женщину. Но, может быть, это и не Истина вовсе? И стало быть, я всю жизнь крался не туда, куда надо. Не я первый, однако, ошибаюсь. Многие уже подкрадывались напрасно. Этим, вероятно, и утешусь в конце концов.

В органной музыке и в самом органе душа готики. Здесь величественно все и вертикально, все тянется вверх, в беспредельность.

Публичка. Роюсь в каталоге. Ищу что-нибудь о конце света. Ничего существенного не нахожу. Крохи какие-то. Популярная атеистическая литература. Брошюра тоненькая.

Таинственный человек в таинственном мире – вот формула моего творчества и в живописи, и в литературе. Недоумение перед бытием, возникшее у меня еще в детстве, наполняет меня и сейчас. Пятьдесят лет я задаю себе один и тот же вопрос: что? Кто? Откуда? Куда? Давно уже знаю – на них нет ответа. Но задаю и задаю.

Убит премьер-министр Швеции Улоф Пальме. Террористу удалось скрыться. Мотивы преступления неясны. Разнузданный террор сотрясает западный мир. Демократия не способна бороться с кровожадными фанатиками.