Неизданная проза Геннадия Алексеева

Утром проснулся и слышу – какой-то гул. Открыл окно – гул усилился. И деревья трепещут под ветром. Наконец догадался – море шумит.

В мою форточку залетает синица. Она клюет крошки на моем столе. Поклевав, она с удивительной ловкостью проскальзывает в щель приоткрытой форточки и улетает. Какая умница.

Наконец-то я нашел кладбище, на котором был похоронен Леонид Андреев. Оно упоминается в воспоминаниях его сына Вадима и дочери Веры. Позже прах Андреева был перенесен на Литераторские мостки. Кладбище, вернее, его остатки располагаются в сосновом лесу поблизости от Черной речки. Они выглядят загадочно и крайне романтично. Посредине впечатляющая руина церкви. Нагромождение массивных бетонных блоков, обрушенных сводов, поваленных колонн. Все это поросло травой и кустами. По краям – ограда. Она очень монументальна. Между бетонными толстыми столбами бетонные же полуциркульные арки. По углам некое подобие башен – сохранились лишь их основания. За оградой около церкви – остатки каменных склепов, едва заметные холмики могил, торчащие из земли каменные блоки. Кладбище совсем небольшое. Видимо, оно напоминает по виду маленький монастырь или, точнее, монастырский скит, спрятанный в лесу. Каменные и бетонные его руины выглядят страшно древними, едва ли не античными. И только железная арматура напоминает о двадцатом веке. Судя по всему, кладбище было богатым, элитарным. Здесь хоронили далеко не всех.

Боюсь умных и некрасивых женщин, которые ходят лохматыми и непрерывно курят.

Вчера и позавчера поставил рекорд. Вчера и позавчера мною написано по 10 страниц. Это едва ли не самое эффектное место романа. Поэтому и писалось так вдохновенно.

Покидаю Комарово. Заданную себе норму – сто страниц романа – я выполнил. Доволен собой.

Выборг. Он прежний. В нем ничто не меняется. Брожу по улицам. Наслаждаюсь воспоминаниями о днях дальней молодости, о Сюзи, о потерянных надеждах, об утраченных иллюзиях.

Всю жизнь я качаюсь, как маятник, от стоицизма к эпикурейству и обратно. И безмерный ужас мой перед безмерностью.

Очень застенчивый человек – постеснялся родиться. Очень скромная поэзия – ее совсем нет.

Перечитал лучший рассказ Чехова – «Дама с собачкой» и лучший рассказ Бунина – «Чистый понедельник». Стилистика одна и та же. Но Бунин Чехова превзошел. «Понедельник» действительно чист. Он написан безукоризненно виртуозно. А в «Даме» то и дело натыкаешься на шероховатости и неточности. И поэзии в «Понедельнике» поболее, и печаль в нем пронзительнее. Кроме того, в нем некая загадочность, проистекающая от странности героини. Однако сюжет «Дамы» типично бунинский, и герой рассказа тоже бунинский. Точнее – бунинские герои из породы чеховских, только больше у них «дури» и изящества.

И снова осень.

И снова Александрия. И рядом – Гретхен. Теплый тихий день. Безмолвные аллеи. Уснувшие, пустые. Шорох листьев под ногами. Нежная шея Гретхен. Влажные губы Гретхен.

Перечитал «Гранатовый браслет». Куприн плакал, заканчивая свой рассказ. Я тоже поплакал, его читая.

Второе мое сообщение о Насте в квартире Шаляпина. Народу было больше, чем в прошлом году. И говорил я лучше, чем в прошлом году. Но волновался не меньше. Среди публики сидела Анастасия Дмитриевна младшая. Она тоже волновалась. А после она благодарила меня и говорила, что никогда еще не слышала так много хорошего о своей знаменитой родственнице. Проводил ее до Карповки и отправился к Житинскому читать свой роман. Прочел несколько фрагментов, и не без удовольствия – роман начал всерьез нравиться. Житинский остался холоден. Похвалу я не услышал. Сделанные же замечания показались мне нелепыми.

На карнизе сидело несколько голубей, обыкновенных, кротких, тихих голубей. Прилетел еще один. Этот не был кротким. Этот был злобным, наглым, агрессивным. Он вел себя как типичный хулиган. Он по очереди нападал на каждого голубя – напирал грудью, толкался, клевался. Он согнал всех голубей с карниза и стал прохаживаться по нему с торжествующим видом туда-сюда. Тут он заметил, что на соседнем карнизе тоже сидят голуби, и тотчас перелетел туда. Там произошло то же самое. Голуби не пытались защищаться и трусливо покинули карниз. Хулиган наслаждался победой. Он не был крупнее остальных голубей и, видимо, не был сильнее. Но у него был огромный запас наглости, и он с удовольствием самоутверждался.

Мое самочувствие ухудшается. Я уже совсем не могу обходиться без лекарств, без таблеток нитроглицерина. Даже медленная ходьба вызывает тяжесть и боль в груди.

Успеть бы дописать роман! А впрочем, так ли уж это важно? Он все равно не будет опубликован.

Филармония. Первый концерт Паганини. Играет Стадлер. Играет бесподобно. Такой игры никогда не слышал. Истинная виртуозность, быть может, на уровне самого Паганини! А внешность смешная и совсем непаганиниевская – холеный, щекастый мальчишка, типичный отличник и маменькин сынок. Таких в школе лупят.