Но в этой мгновенной жизни была, небось, некая отрада. На бетонном крестике – бумажная роза, совсем еще новая.
Середина июля. Щедрость зрелого лета. Высоченная трава. В траве полевые цветы – ромашки, колокольчики, лютики, клевер. Густая листва. В листве прыгают и попискивают, посвистывают, пощелкивают разные пташки – синички, щеглы, чижики, зяблики. Облака в небе сытые, толстые, ленивые. Природа наслаждается довольством и безмятежностью. Природа счастлива.
Занимаюсь любимым делом – ловлю ос, которые бьются о стекло, и выпускаю их на волю. Они, дурехи, снова и снова залетают в комнату, и я снова их ловлю, снова выпускаю.
Роман мой опять остановился.
Дожил до пятидесяти и только сейчас удосужился узнать, что означают прилагательные «буланый» и «палевый». Оказывается, они означают одно и то же – светло-желтый. Только первое слово применимо лишь к лошадям, а второе – преимущественно к материям. А всего и делов-то было – заглянуть в словарь, стоящий уже много лет у меня на книжной полке.
Примечательно, однако, что палевый цвет я приблизительно так и представлял себе: нечто светлое, розовато-желтовато-коричневатое. А вот о буланом у меня не было ни малейшего представления. Оттого, разумеется, что лошади нынче становятся редкостью и я встречался с ними нечасто.
Несколько лет все девицы ходили, распустив по плечам длинные волосы.
Новые все девицы как по команде стали заплетать косы вполне на русский манер. Любопытно следить за причудами женской моды.
Дача.
Цветут розы. Цветет жасмин. Цветут белые и оранжевые в черную крапинку (тигровые) лилии. Цветут и благоухают. Нюхаю все цветы по очереди. Нюхаю и наблюдаю, как в них копошатся разные насекомые.
Из глубины белого граммофончика вылез большой, лохматый шмель, весь желтый от пыльцы и одуревший от аромата. Сидит на краешке листка, еле шевеля усиками, – никак не может прийти в себя. Прилетела бойкая зеленоватая мушка, нырнула в лилию, туда, где только что блаженствовал шмель.
От ограды, за которой темнеет мой любимый, глубокий, таинственный овраг, доносится громкое, беспокойное верещание дроздов. Подхожу к ограде: из высокой травы торчат черные уши соседского кота Тимки, очень похожего на нашего покойного Филимоныча.
– Ты чего, Тимка? Уж не заел ли ты дроздика?
Кот смотрит на меня недоуменно круглыми желтыми глазами с тонюсенькими, еле заметными черточками зрачков.
Шарю руками в траве, раздвигаю листья лопухов. Дроздика не видно, перьев тоже не заметно. Но дрозды не зря так разорались – наверняка где-то поблизости их жилище.
Тимка, вильнув хвостом, скрывается в овраге. Дрозды успокаиваются.
Поднимаюсь к себе в мансарду. На столе стоит тарелка с только что сорванной, свежей клубникой. Кладу в рот самую крупную, надавливаю на нее губами. Рот наполняется вкусным кисло-сладким соком.
Пришла Гретхен. С той прической, которая ей очень к лицу (отпустила челку), в новой элегантной кофточке, плотно обтягивающей грудь и талию, – вся такая свежая, нежная и соблазнительная.
– Радость моя! Ты обворожительна до неприличия! – говорю я ей. Она смеется, она прижимается ко мне, она трется румяной щекой о мою бороду. От нее пахнет хорошим, дорогим мылом.
– Вот, вот! – говорит она. – А ты меня не ценишь!
Веселый, легкий, деятельный, динамичный, удачливый и пустой человек. Постучишь по его спине – гудит.
Дача.
Запах соснового бора в жаркий июльский полдень.
Вкус и аромат лесной малины.
Зарянки на тоненьких, еле заметных ножках бегают под кустами смородины неслышно, как мыши.
В Америке успешно испытано лазерное оружие. Лазерный луч в считанные минуты уничтожил несколько боевых ракет, направляющихся к условной цели.
Вот и «гиперболоид инженера Гарина» стал реальностью. Все выдумки фантастов превращаются в действительность.
Право на пессимизм? У меня его нет. Что касается выражения чувств, то здесь предпочтительна сдержанность.
Поглядел в окно и увидел, что над нашим двором летают голуби, множество голубей. Но как-то необычно машут они крыльями и очень долго летают. Обычно голуби лишь перепархивают с крыши на крышу.
Приглядевшись, я понял, что это чайки! Множество чаек кружилось над нашим двором. С какой стати? Во дворе нет никакой воды. Разве что две-три лужи, оставшиеся от ночного дождя. Прошло десять минут, пятнадцать – чайки всё кружились. Потом они постепенно стали подыматься все выше и выше и скоро совсем исчезли, растворились в тускло-голубом небе жаркого дня.
Девочка лет восьми-девяти с маленьким, нежным, но печальным ртом (концы губ скорбно опущены вниз) и с длинными-длинными, таинственными, неземными глазами. Рядом с нею ее отец – вполне земной, грубый человек с красным бугристым лицом и с еле заметными глазками.
Вот уже двое суток бьюсь над романсом Ксении из романа, над ее самым знаменитым, роковым, последним романсом. Не дается он мне, хоть ты лопни.
Искусство – не средство, а цель. Кто так сказал? Или эта формула сама родилась во мне? Ах да, это сказал Фет. Правда, другими словами.