На этот раз один «мягкий» был в голове поезда, а второй — в середине. И если у первого вагона класса люкс привокзальным торговцам удалось увидеть саму актрису Любовь Орлову и сталевара-орденоносца Михаила Крестникова, которые, о чем-то оживленно беседуя, прошли в комнату отдыха вокзала, а так же еще кучу знаменитостей, которые вышли на перрон прикупить чего-нибудь вкусненького, то тем, кому достался второй «мягкий» вагон, повезло меньше. Точнее совсем не повезло.
Вагон оказался практически пуст. Всего два человека.
Мужчина под сорок, чуть лысоватый, крепкий на вид, одетый в добротный летний костюм, легкие брюки и светлые мягкие туфли. Вполне себе такой обычный мужчина в очках-велосипедах и со шляпой в руках, похож то ли на бухгалтера, то ли на учителя.
И женщина лет тридцати — тридцати пяти, а может, и сорока… Никак не понять, сколько же ей лет на самом-то деле. С модной стрижкой «боб- каре», острыми — тронь, уколешься — слегка подвитыми кончиками темных волос и точно выверенной челкой. В строгом жакете и плотно облегающей бедра юбке, в чулках, туфлях-лодочках и с маленькой бисерной сумочкой в руках. Из украшений на женщине был только серебряный медальон в виде колесика с двумя — один внутри другого — ободьями и изломанными зигзагом-молнией двенадцатью спицами. Медальон висел на тонкой серебряной цепочке, которая заканчивалась маленьким замочком на красивой шее.
Мужчина первым вышел из вагона, надел шляпу и подал руку женщине. Та спустилась следом, взяла мужчину под руку, и они пошли в сторону ресторана.
— Это кто ж такие будут? — толкнула торговка пирожками Антонина Семеновна свою подругу Никитичну, которая продавала маринованные грибки.
— Что-то не признаю, — ответила Никитична растерянно. — Никак не признаю?
— Вот незадача, — пожала плечами Надька, которая продавала пассажирам семечки. — А говорила, что всех знаменитостей в лицо знаешь. Ой, гляньте- ка, бабу-то вроде как качнуло… Да она, кажись, поддатая…
— Дура ты, Надька, — презрительно взглянула на нее Антонина Семеновна. — По всему видно, что люди порядочные.
— Так у меня чуялка-то о-го-го! И глаз наметанный. Я же сразу душок уловила…
— Они муж с женой, — наконец обрела дар речи Никитична. — Он — известный изобретатель. Изобрел луч, который вражьи самолеты сбивает. Только это пока секрет и военная тайна. А она — докторша знаменитая, — врала и не краснела торговка. — Она самому Папанину новое сердце вставила, когда он свое на полюсе отморозил. Ей товарищ Калинин орден за это вручил, а сам товарищ Сталин руку жал. Я в кинохронике видала, — уверенно уперла руку в бок торговка.
— А зовут как? — пристала неугомонная Надька.
— А вот как зовут, из головы вылетело. Не припомню, — вздохнула Никитична.
Она поддержала свое реноме всезнайки и была очень довольна.
Но Никитична не знала, как не знали привокзальные торговцы, как не знали пассажиры, гуляющие по перрону, делающие покупки, ждущие отправления поезда в зале ожидания, отдыхающие в комнате отдыха и сидящие за столиками ресторана, что в трех сотнях километров от Бологого из небольшой сторожки на маленьком полустанке вышел путевой обходчик.
Его звали Алексеем Михайловичем. Был он немолод, но вполне здоров, крепок и бодр. Чего желал и всем своим близким и родным, и всем хорошим людям, живущим на земле.
Алексей Михайлович чиркнул спичкой и подпалил фитиль керосинового вагонного углового фонаря, которым было удобно освещать пути при обходе. Обходчик отрегулировал огонь, захлопнул боковую крышку с круглым окошком-линзой и надписью «Ново-Сергиевский завод» и громко свистнул.
— Ты где там блудишь-то? — строго спросил обходчик большого лохматого пса, который выбрался на зов из ближних кустов.
Пес завилял пушистым хвостом и, точно и впрямь чем-то провинился, опустив голову, подошел к Алексею Михайловичу.
— Ну вот, — вздохнул обходчик. — Опять репьев нацеплял. Погоди, не егози.
Алексей Михайлович разобрал собачьи космы, выдрал колючки вместе с клочками шерсти, вытянул и отбросил подальше пару репьев.
Пес ткнулся носом в руку обходчика, тот улыбнулся, достал из кармана кусочек подсушенного хлебушка и протянул другу.
— Эх, балбес ты у меня. Чего с тебя взять?
Пес понюхал лакомство и отвернулся.
— Ну мяса для тебя у меня нету, — обиделся Алексей Михайлович. — Губа толста, так и кишка пуста. Ты у меня еще попросишь.
Он положил хлеб обратно в карман, в одну руку взял фонарь, в другую — молоток на длинной ручке.
— Пошли, что ли, — сказал собаке. — А то скоро уж «Красная Стрела» пролетит, а мы с тобой тут рассиживаемся.
И пошел по путям, освещая себе дорогу фонарем и постукивая молоточком по рельсам.
Тюк-тюк. Тюк-тюк. Тюк-тюк.
А пес побежал за ним.
Они уже немало прошли, обходчик даже немного устал. Звезды померкли, и только Венера еще ярко светила на небосклоне, но Алексей Михайлович ее не видел, она как раз была за его спиной. Небо просветлело. Еще немного подождать и можно будет фонарь гасить.
Тюк-тюк. Тюк-тюк, — шли на запад обходчик и его собака.