Неизвестная пьеса Агаты Кристи

Она нервно сглотнула. Да? Или нет? Вроде бы это имя не звучало в их с Глюкиадой разговорах, но разве забудешь то первое впечатление от фотографии, виденной у Климовых? Она тогда сразу подумала: эта девица в мокром платье могла быть Офелией, да больно уж роковой у нее вид! Пожалуй, «привет от Офелии» ей кое-что все-таки говорит… кое-что не очень приятное!

— Давайте лучше в квартиру войдем, — сказала она, и Грушин кивнул:

— Пора бы.

— Имейте в виду, — предупредил Артур, выбираясь из машины. — Я там ничего не трогал. Все как есть.

Собственно, ничего особенно их там не ожидало, в этой очаровательной квартирке. Вещи на местах, и даже в образцовом порядке — никаких следов драки или поспешного бегства. Единственным признаком беспорядка оказалась фотография, валявшаяся у порога. Это был снимок все из того же спектакля: Аделаида с распущенными волосами, в белом платье весело хохочет, обнимаясь со скелетом.

Со Смертью!

В «Агату Кристи» возвращались пешком. Угрюмо промаршировали по всегда многолюдной Покровке, свернули возле грандиозного замка — здания Госбанка.

— Говорят, внутри — росписи Билибина, — нарушил молчание Грушин. — Все жизнь мечтаю туда попасть, полюбоваться, да никак. Хоть бы экскурсии какие организовывали для народа, что ли!

Женя ничего не ответила.

По тенистой Грузинской улице быстро вышли на Ошарскую, а потом переулочками — к бывшему «Дорпроекту».

К лифту тянулась очередь человек в двадцать.

— С ума сойти! — возмутился Грушин. — Пошли пешком.

Женя пожала плечами:

— Сейчас сколько? Первый час? Нет, я к Любавцеву пойду. Сегодня его жена из командировки возвращается, просил ей позвонить.

— Сватать будешь? — хмыкнул Грушин.

— Работа такая, — сухо ответила Женя и повернулась, чтобы уйти, как вдруг Грушин резко схватил ее за руку.

— Ну что дуешься, как мышь на крупу? — спросил, не скрывая раздражения. — Что я должен был сделать? Взять этого птенчика под свое крылышко? Да здесь по всем признакам налицо уголовка! Ты ведь знаешь, я стараюсь не впутываться ни в какую пакость, мы в «Агате Кристи» не боевики — мы мирные люди, психоаналитики, юристы… Наш профиль вообще — адюльтер, а не всякие эти… триллеры. Ну, что так смотришь?

Женя опустила глаза.

А может быть, Грушин прав? Может быть, Артуру ничего другого и нельзя было сказать?

«Я вам советую как можно скорее обратиться в полицию. Немедленно! Возможно, ваша трусость обернется гибелью для Аделаиды Павловны».

«Но они из меня котлету сделают!» — в отчаянии вскричал Артур.

«Не исключаю, что сделают, — неумолимо кивнул Грушин. — Если будет за что. Если Аделаида и в самом деле погибла и вас свяжут с ее смертью. Но если она еще жива и находится в руках похитителей, быстро найти и помочь способна только мощная организация. А не мы с Женькой. Мы в такой ситуации ничего не можем: ни дороги перекрыть, ни дно прочесать».

«Дно? — побелел Артур. — Почему… почему это вдруг? Какое дно?!»

Женя бросила на Грушина мгновенный взгляд. Офелия… Значит, Грушин воспринял рассказ Аделаиды гораздо серьезнее, чем счел возможным показать?

«Все, что я могу для вас сделать, — сказал тот Артуру, похлопывая себя по карману, — это засвидетельствовать, при надобности, аудиокассету, из которой явствует, что сегодня в десять утра вы явились в „Агату Кристи“, чтобы… ну, назовем это: передать Женечке привет от Офелии».

С тем они и ушли, оставив Артура в столбняке посреди прихожей, с фотографией в руках.

Поспешно ушли. Как будто бежали с поля боя… а что, разве не так?

— Ладно, — сказал Грушин, отводя глаза. — Я все знаю, что ты мне собираешься сказать. Если хочешь знать, я и сам себе это говорю. Но в этом дельце столько всего наворочено! Вообрази, что Артурчик врет. Воспользовался тем, что Глюкиада тебе всякой мистической лапши на уши навешала, и решил использовать ситуацию в своих интересах. Полгода поизображай безутешного любовничка — и получи все, чего душа ни пожелает.

— Возможно, ты и прав, — нехотя ответила Женя. — Только ведь Артур не дурак, верно? И если у него хватило ума использовать, так сказать, глюки Ады, то мог бы догадаться и организовать себе алиби. Что же он такой глупый: идти на убийство, не позаботившись об элементарном прикрытии?

Грушин не ответил.

Они приближались к площадке четвертого этажа, где размещалась общая курилка и в воздухе реяли сизые дымные клубы. Задумано, конечно, замечательно: на четвертом этаже человек, поднимающийся по лестнице, уже достаточно запыхался, чтобы дышать полной грудью. «Тут-то мы вас и ждем!»— радостно ухмыляются пары никотина, врываясь в услужливо распахнутые рты и носы…

«Ну почему я не пошла к Любавцеву? — с тоской подумала Женя. — Хоть немножко положительных эмоций получила бы!»