Неизвестная война

Словно бы вспомнив о чём-то, он выдвинул ящик стола, вытащил оттуда какую-то коробочку, встал. Мы с Артузовым снова переглянулись и тоже встали.

– Товарищ Аксёнов, – сказал Дзержинский. – Именем Всероссийского Центрального исполнительного комитета республики, за мужество, проявленное при выполнении особого задания, я уполномочен вручить вам награду – орден Красного знамени.

Совершенно растерянный, я взял коробочку, потом спохватился и переложил её в левую руку, потому что Дзержинский уже протягивал мне свою правую для рукопожатия.

Пожимая крепкую ладонь Председателя ВЧК, я чуть не ляпнул: «Служу России!», но успел поправиться и негромко произнёс:

– Служу трудовому народу!

– Поздравляю, – пожал мне руку и Артузов.

Дзержинский, успевший сесть, передал мне свёрнутый в трубочку лист плотной бумаги.

– Грамота ВЦИК, – пояснил Феликс Эдмундович и, улыбнувшись, спросил: – Разочарованы? Обычно ордена вручают перед строем, под барабанный бой. Более того, я хотел вручить вам награду после вашего возвращения, но решил, что это надо сделать сейчас.

Я лишь пожал плечами. Прекрасно понимаю, что нашему брату особых торжеств не устраивают. Даже там, в относительно спокойное время, мне вручали награды на обычном совещании, где присутствовало не больше пяти человек.

– Я даже пока не разрешу вам носить этот орден, – сказал Дзержинский. – Будете надевать его потом, на особо торжественные даты.

Давая понять, что «торжественная часть» закончена, Феликс Эдмундович повернулся к Артузову, а тот, словно и не было паузы, сказал:

– Владимир Иванович сумел раскрыть английского резидента, действующего в нашей стране более десяти лет. Возможно, он покинет Россию вместе с белыми. Пока этот Зуев здесь, нужно вытащить из него максимальное количество информации. Мы считали, что товарищ Аксёнов уйдёт на ту сторону, как только для него сумеют найти «окно». Я уже дал соответствующий запрос в Особые отделы Шестой и Седьмой армий, но оттуда сообщили, что пока ничего не получается. Старые связи либо утеряны из-за наступления то белых, то наших, либо люди, осуществлявшие перевод наших агентов за линию фронта, погибли.

Неужели и мой проводник Ферапонт, которого я с удовольствием бы отправил в мир иной, тоже погиб? Даже не знаю, жалеть о нём или нет. Пожалуй, пока можно и пожалеть, так как он бы сейчас пригодился.

– Можно попытаться использовать каналы архангельского подполья, но там не всё благополучно – зафиксировано два случая, когда подпольщики пропадали, не выйдя на связь. Есть риск, что Владимира сдадут контрразведке. Поэтому переход через линию фронта товарищу Аксёнову придётся решать самостоятельно, – сказал между тем Артузов.

Ну ни фига себе! Я что, должен теперь один переться в тыл? Это как они себе представляют? Вот я – не очень.

– Владимир Иванович, как вы себе представляете переход? – спросил Дзержинский, словно подслушав мои мысли.

Я хотел сказать – никак не представляю, но коробочка с орденом, которую я так и держал в руках, оказала странное действие. Сжав её покрепче, я сказал:

– После побега из плена у меня сложились неплохие отношения с бойцами стрелковой бригады. В частности, я знаком с командиром бригады Терентьевым и её комиссаром Спешиловым. А ещё с командиром кавалерийского отряда Хаджи-Мурадом. Этот отряд некогда действовал как партизанский. Думаю, у него сохранились связи с местным населением. Надо попробовать, а если что – стану импровизировать. Мне кажется, мне помогут.

– Хорошо, – кивнул Дзержинский. – Думаю, детали и сроки вы обсудите с товарищами Кедровым и Артузовым.

– С Михаилом Сергеевичем обсудить не получится, – вмешался Артузов. – Кедров сегодня утром выехал в Сибирь.

– В Сибирь? – нахмурил лоб Дзержинский, потом кивнул. – Ах, да. Совсем забыл. Стало быть, все вопросы вы решите сами.

Я не стал выяснять, с чего это мой начальник уехал в Сибирь, если там идёт война с Колчаком. Если нужно, Артузов сам расскажет.

– Есть какие-то вопросы? – обвёл нас взглядом Феликс Эдмундович, давая понять, что аудиенция закончена.

– Один вопрос, – не удержался я. – Разрешите показать орден одному человеку?

Артур старательно отвёл смеющиеся глаза, зато Дзержинский широко улыбнулся:

– Надеюсь, она надёжный человек?

– Очень надёжный, Феликс Эдмундович, – ответил за меня Артузов. – Член партии большевиков с дореволюционным стажем.

– Да? – с удивлением окинул меня взглядом Дзержинский, словно хотел спросить, не слишком ли я молод для отношений с большевиком с дореволюционным стажем, но не стал.

Выйдя от Дзержинского и кивая усталому секретарю, Артузов вдруг попросил:

– Дай орден подержать. – Спохватившись, махнул рукой: – Ладно, давай ко мне зайдём, там и потрогаю.

Кабинет Артузова располагался на втором этаже. Он был поскромнее, чем кабинет Кедрова, а уж тем более самого Дзержинского, но всё равно, свой кабинет на Лубянке, даже сегодня – это нечто!

Освободив меня от шинели, в которой я был во время аудиенции у Председателя, Артузов начал рассматривать награду, а потом, прикинув, на каком месте должен располагаться орден, ухватив шило для бумаги и приказал: