Неизвестная война

Последний раз я здесь был не то в июне, не то в июле. Но тогда рынок выглядел приличнее и гораздо представительнее. Исчезли деревянные павильоны и столы. Не иначе, их разобрали на дрова. Не видно продавцов, торгующих рыбой, а их тогда было полно. Верно, все рыбаки либо на фронте, либо отбывают трудовую повинность. И вообще не видно ничего съедобного, даже грибов. И продавцов, пытающихся продать разную дребедень, вроде старой посуды или одежды, раз в десять больше, нежели покупателей.

А тут ещё и патруль – два пожилых усталых мужика с винтовками. Видимо, мой обшарпанный внешний вид подозрения не вызвал, да я и не спешил сбегать и внаглую на них не пёр. Это тоже, знаете ли, выглядит подозрительно, если человек демонстративно самоуверен. Самое лучшее – ждать патруль с чувством лёгкого страха, в надежде на лучшее. Видимо, всё удалось, поэтому они только скользнули по мне взглядами и отвернулись. А может, им уже и не хотелось привязываться к парню-фронтовику. Даже если и дезертир, так и чёрт-то с ним. Эх, мужики, как я вас понимаю! Осточертело всё, но и деваться некуда.

Я шёл вдоль рядов, нарочито старательно опираясь на палку, вырубленную по дороге из Холмогор. Инвалид вызывает меньше подозрений, а палка – штука полезная.

– Солдатик, шинель не возьмёшь? Задёшево отдам. Мужнина шинель, офицерская, почти неношеная.

Офицерскую шинель мне предлагала купить женщина лет тридцати – тридцати пяти, по глаза закутанная в платок.

– Купил бы, голубушка, да где бы купилку-то взять? – усмехнулся я.

– Эх, солдатик, и не говори, – вздохнула женщина. – С тех пор, как мужа убили, с хлеба на воду с дочкой перебиваемся, а теперь вон только вода и осталась. Мужнину одежду ношу продавать, так никто не берёт. Сам-то давно с фронта?

Я только неопределённо махнул рукой – мол, лучше не спрашивай.

– Радуйся, что сам жив остался.

– Так я и радуюсь, – усмехнулся я.

– Красные, чтобы им пусто было, скорее бы пришли. И чего они медлят-то, ироды? Умрём тут все с голоду, не дождёмся.

Вот это да! Получается, мы же ещё и виноваты? И кто о том говорит? Вдова офицера, которой положено ненавидеть убийц своего мужа.

А вдовушка ничего так, симпатичная… Сейчас, по законам жанра, должна меня в гости пригласить. Стоп, чего это я? Неужели настолько вжился в роль «попаданца», не пропускающего ни одной юбки? Читал в своё время – так там сплошные кобели попадались. Наверное, авторы воплощали собственные юношеские фантазии, а я человек серьёзный.

Удивительно, но ноги сами привели меня к библиотеке. Хм, раз уж привели, надо глянуть, что здесь и как. Активных действий пока предпринимать не стану, потому что нет ещё идеи – если обнаружу господина Зуева, что мне с ним делать?

Что ж, глянул. Обнаружил, что на дверях висит амбарный замок, следов нет, а на крыльцо намело здоровенный сугроб. Стало быть, не только не топят, но и дворник пропал. Этот-то куда делся? Помнится, дворником трудился кривоногий старик-татарин, уж его-то на фронт точно не должны взять. А может, всё проще. Жалованье платить перестали, паёк не дают – к чему работать?

Я обошёл здание библиотеки, убедился, что дверью от чёрного хода пользуются частенько – целая дорожка протоптана. Жаль, снега вчера не было, определил бы точнее. Ну да ладно, если господин Зуев в Архангельске, никуда он не денется.

Я вышел на набережную, прошёлся по ней, полюбовался на Северную Двину, которая, несмотря на лёд, была диво как хороша. Пока гулял, начали созревать некоторые мысли относительно дальнейших действий. Но для их воплощения требовалось кое-что уточнить. Значит, нужно для начала навестить один дом.

– Кто там? – донёсся из-за двери осторожный женский голос.

– Галина Витальевна, это я. Впустишь?

– Володя?! Ты жив?

Раздался лязг отодвигаемого запора, дверь распахнулась, и мне навстречу выскочила квартирная хозяйка, а некогда и моя любовница – вдова капитана дальнего плавания.

А дальше… М-да, я действительно начал перерождаться в кобеля-попаданца, а может, и был таковым, прости меня, гимназистка с портрета работы великого художника.

Спустя какое-то время Галина лежала рядом со мной и поглаживала волосы на моём подбородке и на груди:

– Оброс ты, Володя, но мне так даже больше нравится. Так ты взрослее выглядишь, лет на тридцать. Скажи, ты из тюрьмы бежал?

Я не стал отвечать на очевидный вопрос. Если она знает, что я был арестован, к чему спрашивать? Но Галину, похоже, ответ не слишком интересовал.