Неизвестная война

– Я поначалу на тебя злилась, убить была готова. Как же так – ни с того, ни с чего наорал на меня и ушёл? Всё передумала, потом решила – нашёл кого помоложе. Только потом поняла, когда ко мне из контрразведки пришли – ты же меня спасал. Так-то бы могли и меня заодно арестовать, или во время обыска весь дом кверху дном перевернуть, а тут только разговором обошлись – дескать, не замечали ли чего необычного в господине Аксёнове, с кем он встречался, остались ли после него какие-нибудь бумаги? Я же тогда злая была, говорила – сволочь, мол, этот Аксёнов, и лентяй к тому же. Не захотел на нормальную работу устраиваться, в библиотеку переплётчиком пристроился, разве это работа для мужчины? И паёк у него маленький, и деньги за квартиру платил не вовремя, а ещё ко всем бабам под юбку был готов забраться, за что я его из дома и выставила.

– Поверили? – поинтересовался я.

– Так почему б не поверить? Меня все соседи знают, уважают. Я в церковь хожу каждое воскресенье, раньше в благотворительном обществе состояла, пока было чем с сиротами да бездомными делиться, мужа моего все хорошо помнят. А то, что квартирант большевиком оказался, тут не моя вина. Я ж в своё время о тебе в мобилизационный пункт сообщила, исполнила свой гражданский долг, всё честь по чести. А про нас с тобой… ну, это самое… – хихикнула Галина Витальевна. – Никому бы и в голову не пришло подумать. Я уважаемая вдова, домовладелица, а ты – так, демобилизованный солдатик, да ещё и моложе меня раза в два.

Услышанное не могло не радовать. Я-то переживал, что доставил квартирной хозяйке неприятности, а здесь так, мелочи. Подумаешь, из контрразведки пришли, поговорили. У нас – хоть в Москве девятьсот двадцатого года, а хоть две тысячи двадцать первого, неприятностей было бы больше.

– Ты, наверное, есть хочешь? – поинтересовалась Галина Витальевна.

Есть мне и на самом деле хотелось, но просить хозяйку меня покормить не решался. Скорее всего, у неё у самой есть нечего.

– С хлебом у меня плохо, а так ничего, жить можно, – сообщила хозяйка, начиная собирать разбросанные по комнате детали одежды. – Мы по весне огород вскопали, картошечку посадили, морковку, а потом весь урожай мне одной достался.

Галина Витальевна вздохнула.

– Что-то случилось? – поинтересовался я, ожидая услышать нечто печальное для хозяйки, но меня абсолютно не касающееся.

– Не знаю, как и посмотреть, – повела хозяйка плечами. – С одной стороны, очень всё хорошо, а с другой – грустно. Андрюшечка, он же механиком авиационным служил, а механик он хороший, любой самолёт починить сможет, так его англичане к себе на службу зазвали, предложили в Англию переехать. Он им – только вместе с мамкой. А они говорят – с мамкой так с мамкой, места на корабле есть. Так что уехали они ещё в июле, и как я одна буду – ума не приложу.

Андрюшечка – это тот легендарный племянник, о котором Галина много раз говорила, но которого я ни разу не видел. А ведь не упомянула ни разу, чем занимался племянник. А может, просто значения не придала.

– Володя, а ты картошку жареную будешь есть? – поинтересовалась Галина, застёгивая последние пуговицы.

Жареную картошку?! Чего тут спрашивать? Я бы картошечку и варёную ел, а уж жареную-то сто лет не пробовал. Ну, может не сто, но года полтора точно.

– Правда, жарить придётся на китовьем жире, – загрустила хозяйка. – Андрюшка, когда уезжал, две большущие банки притащил. Одна уже кончилась, а второй до весны хватит.

Да хоть на машинном масле. Я бы и такую съел. А на китовьем жире – это даже интересно.

Галина Витальевна перебралась на кухню, а я за ней. Наблюдая, как женщина ловко и экономно счищает кожуру, спросил:

– Галь, а ты из городской библиотеки никого не знаешь?

– Директора знаю, и всё. Платон Ильич тоже в благотворительное общество входил.

– А где он живёт, не помнишь?

Галина Витальевна задумалась, хотя это не помешало ей порезать картошку и поставить на примус сковороду. Ишь, у неё и бензин есть. Не иначе, тоже племянник помог.

– Точно не скажу, но где-то на Воскресенской. Да, точно. Дом у него такой скромный, стоит слегка наособицу, а за домом роща. Не знаю, может, деревья уже на дрова срубили, но в прошлом году была.

Дом наособицу – это хорошо. И для английского агента, и для меня. Меньше шума будет. Хотел сказать – Галя, ты гений, но не стал, чтобы не привлекать внимания. Правда, я его и без того привлёк.

– А зачем он тебе? – спросила хозяйка, вытаскивая из кухонного шкафа стеклянную банку и зачерпывая ложкой комок желтоватого жира.

Запах от расплавленного китовьего жира был не очень приятным, но терпимым – я думал, что будет хуже.

– Сама-то банка здоровущая, фунтов на двадцать, а я, чтобы каждый раз ложкой не лазать, понемногу и перекладываю, – пояснила Галя, начиная высыпать на сковороду картошку. – Так ты не сказал – зачем тебе Платон Ильич-то понадобился? Или ты думаешь, что он тебя в контрразведку и сдал?

– Да нет, я так не думаю, – отозвался я. – Я точно знаю, кто меня в контрразведку сдал. Просто повидаться хотел, узнать, как он теперь.