Неизвестная война

Хозяин квартиры – высокий дядька, слегка хромавший, представился как Иван Петрович. Корсаков не скрывал, что мы прибыли с «той» стороны и, кажется, это угнетало хозяина. Он что, боится попасть в контрразведку? Тогда зачем вообще согласился нас принимать? Но, как оказалось, Ивана Петровича угнетало нечто другое. Напоив меня чаем с сахарином, он спросил:

– Вот ты мне скажи, Владимир, – а что Советская власть сделает с теми, кто белых поддерживал?

– Что значит «поддерживал»? – не понял я. – Если кто на белых работал, так ничего страшного. Вон, до октябрьского переворота все рабочие на кого-то работали – либо на буржуя, либо на государство, либо на самого царя. И что теперь?

– Да я не про то, – поморщился хозяин. – Коли работали, оно понятно. Без работы-то и жизнь не та. Я про другое хочу спросить.

Хозяин начал мяться, словно застенчивый кавалер, стесняющийся при барышне сходить в туалет. Пришлось его поторопить.

– Иван Петрович, чего сказать-то хотел? Давай, рожай быстрее.

– Переживаю я сильно. Вот в августе восемнадцатого, когда англичане десант высадили, мы на Соломбале пароход снарядили и за губернскими коммунистами его отправили.

– А зачем? – поинтересовался я.

– Как зачем? Как заварушка началась, губком и губисполком первыми побежали. Они из Архангельска городскую казну повезли, а нам за три месяца не заплачено было, вот мы и решили исполком догнать, деньги вернуть.

– А ты сам-то, Иван Петрович, на том пароходе был? – спросил я, мысленно усмехнувшись.

Чувствовалось, что при приближении красных многие начнут вспоминать свои старые грешки и попытаются их либо скрыть, либо «замолить».

– Меня, лично, – подчеркнул Иван Петрович, – на том пароходе не было. Но я за это решение тоже голосовал. А что я? Нас человек сто было или двести. Я как все.

Мне тут вспомнились «мирские приговоры», когда крестьяне перед казнью красноармейцев ставили свои подписи по кругу. В чём отличие?

– Если вас было человек двести, то виноватых нет, – кивнул я.

– Вот ты скажи, мне от Советской власти будет какое-нибудь снисхождение, что я подпольщикам помогал? Я ведь ещё в мае прошлого года Серафима на ночлег брал.

На ночлег? А я уж думал, что ты ему листовки помогал разносить или английские патрули разоружать.

– Будет, – твёрдо пообещал я. – Грамоту тебе выпишем благодарственную.

Очень скоро кому-то из нашего брата-чекиста, а возможно, и мне самому, придётся заниматься фильтрацией и в Архангельске, и в Холмогорах и в селениях поменьше, чтобы установить, кто действительно помогал белым, перемазавшись в крови, а кто нет. И мне, потихонечку да полегонечку, пора собирать информацию. Скажете – революция не мстит? Ох, не знаю, что и сказать. Всё будет зависеть от полученного приказа. А мне бы очень хотелось посмотреть в глаза офицерам из контрразведки, прессовавших меня двое суток. Понимаю, что это немного, но попробуйте продержаться хотя бы день, тогда и разговаривать буду. Ещё хотелось бы посмотреть в глаза тюремщиков, что не давали нам ни воды, ни питья. Ну, про караульных с Мудьюга вообще промолчу. Думаю, желающих «поговорить» с этими скотами очередь выстроится.

А вот сейчас я сделаю то, что не понравится моим читателям.

– Ты, Иван Петрович, начинай пока списочек составлять, – предложил я. – Понимаешь, о чём я?

– Не очень, – помотал головой хозяин. – Про списочек-то я понял, а что писать-то? Про тех писать, кто громче всех против коммунистов орал?

– Можно и про них, но ты сам говорил, что все вначале против Советской власти орали, – сказал я, решив уточнить свои интересы. – Мне полный список рабочих вашего завода на фиг не нужен, а понадобится – в отделе кадров возьму. Мне самое главное – установить, кто с контрразведкой сотрудничал, кто с англичанами мог якшаться. Понимаю, что трудно. Но ты, Иван Петрович, посиди, повспоминай, пока время есть. Если напрямую не знаешь, может, слухи ходили – дескать, с этим не стоит связываться, на Мудьюге окажешься.

– И чего, обо всех сплетнях писать?

– Писать, – твёрдо сказал я. – Сплетня на пустом месте не возникает. Да, бывает и наговор, враньё всякое. Но списочки такие не только ты станешь составлять, но и другие. Вот посмотрим, сопоставим, а там видно будет. Предположим, если в двух, а то и в трёх списках на одного человека укажут, что он рабочих контрразведке сдавал, какие можно выводы сделать? Но я же, Иван Петрович, тебя не прошу из головы выдумывать. Если все у вас чистенькие да честненькие, так это и хорошо. Нам меньше работы. Но про пароход ты написать не забудь. И главного укажи, кто эту идею рабочим подал.

– Напишу, – вздохнул хозяин.

– Вот и молодец. Напишешь – очень поможешь и нам, да и себе тоже, – хмыкнул я. Чтобы сменить неприятную тему, спросил: – О чём вообще в городе-то говорят?

– А что говорят? Говорят, красным нас и брать не надо. Мол, к чему им своих людей класть, если мы сами скоро от голода сдохнем.

– Неужели всё так плохо?