– Серафим, а ты кроме фляжки сколько ещё самогонки с собой взял? – поинтересовался я, посмотрев в глаза нашему «краснознаменцу». Тот попытался сделать невинное личико, построить мне честные глазки, но потом хмуро выдавил:
– Две бутылки.
– А если честно? Я ведь сейчас искать начну. Если найду – разобью.
– Э, парень, ты чего это? – всполошился дядька Паня. – Чегой-то – «разобью»? Ты эти бутылки клал? Если не клал, так не тебе и бить.
– А вот так просто, пойду и разобью, – пообещал я.
– Ладно, всего четыре. Моих было три, да у дядьки Пани одна, – «раскололся» Серафим. – Володька, ну не будь ты таким занудой. Ты нас с Паней хоть раз пьяными видел?
– Если бы видел, так давно бы расколотил, – хмыкнул я. – Мне просто интересно стало – сколько вы пузырей в сани засунули, подпольщики хреновы.
– Чего засунули? – в один голос спросили и возница, и матрос.
Тьфу ты, опять я малость опередил события, занеся в прошлое термин, появившийся в девяностые годы. Нет, в восьмидесятые.
– Ну, пузырь, фанфурик, бутылёк, – начал выкручиваться я, заодно пожалев, что вообще начал доставать мужиков из-за такой ерунды.
Ведь и в самом деле ни Серафим, ни Паня ещё ни разу не перебрали меры. Если вечером, да по чуть-чуть, то ничего страшного. Это уж я, как товарищ Дзержинский, стал чересчур придираться. Артузов мне говорил как-то, что Феликс Эдмундович на дух не переносит ни пьяных, ни тех, кто с похмелья. Впрочем, здесь я был с Дзержинским согласен. Пьяный, а даже и просто выпивший чекист опасен для общества.
– Ладно, замяли, – сделал я шаг к примирению. – Сколько у вас осталось?
– Одна, – грустно сообщил Серафим. – До Архангельска точно не хватит.
– Хрен с вами, половину добейте, а вторую на опосля, – вздохнул я, слегка досадуя на себя, что проморгал «контрабанду».
Когда Серафим и дядька Паня исполнили приказ, возница начал рассказывать дальше:
– Спрашиваете – зачем жестокость, для чего, мол, руки-ноги отрезать, глаза выкалывать или в землю живьём закапывать? Так всё просто. Делают так, чтобы красные испугались и больше к их деревням не совались. И не просто так мучают, а по мирскому сходу. Решение выносят – мол, так и так, решено этих красноармейцев в проруби утопить, или топорами забить, а мир эту бумагу подписывает.
– Типа – круговая порука? – заинтересовался я.
– Типа-типа, – закивал уже опьяневший дядька. – Блюдечко ставят, по блюдечку подписи идут, по кругу, чтобы виноватыми были все, а зачинщиков не найти.
Вот так вот, «Фуэнте овехуна»[10]
российского разлива. Если виноваты все, то не виновен никто. Правда, никто не сказал, что можно просто «назначить» виновных или наказать каждого десятого, скажем.С утра наш возничий преподнёс нам плохую новость.
– Мы скоро из леса выедем, там дорога широкая, а на ней болкпост с пулемётом.
– Чего-чего? – вытаращился Серафим. – Что за болкпост?
– Может, блокпост? – заинтересовался и я, слегка удивившись и самому слову, которого не должно бы здесь быть, и блокпосту. А ведь правильно. На фига перекрывать лес, если можно перекрыть более важное место?
– А хрен его знает – может, и блокпост, – не стал спорить дядька. – Его ещё хасеи поставили. Дура такая здоровая – сарай высоченный, с балконом, а по нему мешки с песком, и пулемёт.
Новость и на самом деле хреновая.
– А чего раньше не сказал? – спросил Серафим.
– Какая разница, когда сказать? Вон, сейчас и сказал. Ещё не поздно обратно вернуться.
– А солдат сколько? – поинтересовался я.
– Когда сколько, – пожал плечами дядька. – Когда пять, а как-то раз десять было. Они могут просто сани проверить, а могут и очередь дать, если пьяные. Так чего, обратно возвращаться станем, или как?
Я только махнул рукой, и сани покатились дальше. Выехав на широкую дорогу, лошадка пошла веселее.
– Что делать станем? – поинтересовался Серафим. – Может, я прямо сейчас спрыгну, обойду и гранатами закидаю?
– Не выйдет, – покачал я головой. – Если это блокпост, ты гранату туда не закинешь. Видел такие. И пушки у нас с собой нет.
Я не стал уточнять, что видел английские блокпосты лишь в книгах про Интервенцию, но только сейчас о том вспомнил. Бывает. Раскинув мозгами, сказал:
– Значит, расклад такой…
Солдаты, дежурившие на блокпосту, должны услышать пьяные песни издалека. Весёлые дядька Паня и Серафим, прикончившие оставшийся самогон, и я, трезвый, как сволочь, распевали: