Пока пели, я игрался со своим браунингом, укреплённым на резинке, представляя, как стану поднимать руки вверх, а потом – бац, в руках окажется пистолет, и я тут всех положу. Но либо резинка оказалась не такая, как нужно, либо я что-то неправильно делал, но оружие не хотело выскакивать и ложиться мне в руку. Либо проваливалось в рукав, либо грозило улететь. А может, пистолет на резинке – это чисто книжное или киношное изобретение, вроде того пружинного приспособления князя Пожарского в «Статском советнике»? В кино хорошо смотрится, а как такое в реальность воплотить? Надо было со знающими людьми посоветоваться. Говорят, у эсеров оружие на резинке хорошо получалось спрятать, но где те эсеры?
Мы проорали «Стеньку Разина» уже по второму разу, трезвея, невольно вбирая головы в плечи и ожидая не окрика, а пулемётной очереди. Но никто не приказывал остановиться и не стрелял. Наконец мы приблизились к самому блокпосту, и в самом деле напоминавшему высокий амбар, с козырьком, на котором были уложены мешки с песком.
– Командир, а ведь тут никого нет, – сказал возница.
Я приподнялся, привстал на колени. И впрямь – вокруг блокпоста лежали сугробы, на которых не отпечаталось ни следа.
Сани остановились, и мы с Серафимом, держа наготове револьверы, подошли к амбару. Вон, даже лестница есть, и сверху дверца открыта.
Поднявшись по лестнице и осторожно, бочком, протиснувшись в дверь, я едва не заорал. Прямо на меня глядел мёртвыми глазами покойник. Был он в шинели с погонами поручика, а в его грудь воткнут штык, к которому прикреплена бумажка. Взяв её в руки, я прочитал: «Вы суки всё равно за границу уйдёте а нам тут жить с большевиками уходим домой и пошли все на х…»
Стало быть, разбегается Белая армия Северного правительства. Это радует.
Я передал Серафиму творение дезертиров, а сам осмотрел блокпост. Ещё раз похвалил англичан. Видимость отсюда полная, достать защитников сложно, а если садить из пулемёта, то милое дело! Кстати, а пулемёт-то где? А пулемёта-то нет. Верно, дезертиры прихватили его с собой. Буду надеяться, что сдадут его частям Красной армии. С другой стороны, это и хорошо, что беглецы прихватили его с собой. А иначе мы с Серафимом не удержались бы, поставили его на сани. И куда бы мы с пулемётом? Тот случай, что и таскать трудно, и выбрасывать жаль. Нет, я бы точно не выкинул пулемёт!
Глава 18. В ожидании Красной армии
Архангельск у меня теперь прочно ассоциировался со снегом, морозом, грязным льдом замёрзшей Северной Двины со всеми её притоками. А кажется, должен бы помнить и ледоход, зелёную траву, очень короткое, но жаркое лето. Но отчего-то тепло улетучилось из памяти, оставив воспоминание только о холоде и пронизывающем ветре.
Мы с Серафимом добрались до места, как и планировали, за две недели. Дядька Паня, как обещал, передал нас с рук на руки своему родственнику, а тот довёз до самых Холмогор, откуда рукой подать до Архангельска. Ну что нам какие-то восемьдесят вёрст? Поднапрячься, так можно пешком дойти за три дня, а если на санях, так и всего за два. Винтовки пришлось спрятать при въезде в город – мало ли, вдруг нарвёмся на патруль, – а вот револьверы и гранаты решили оставить при себе.
У Серафима в Холмогорах отыскалась старенькая тётка, не особо обрадовавшаяся появлению племянника вместе с незнакомым парнем. Но когда мы поделились с ней сухарями, да ещё отсыпали полстакана крупы, вмиг оттаяла, поставила самовар, озаботилась баней и даже нашла два комплекта старого нательного белья. Воду и дрова, разумеется, мы сами носили. В Холмогорах с дровами было получше, чем в Архангельске, а вот с продуктами так же плохо.
После того, как мы напарились в бане и поменяли бельё, жизнь показалась райской.
Тётка ничего не знала о пребывании племянника на Мудьюге, тем более – в Красной армии, а Серафим её просвещать не стал, отделываясь общими фразами. Да тётушка и не ждала развёрнутых ответов, зная, что племянник всю свою жизнь провёл в море, а какие там новости? Вода, лёд – вот и всё.
Переться до Архангельска пешком не хотелось, поэтому Серафим половину дня потратил на поиск транспорта. Могли бы и не найти, потому как от бескормицы в Холмогорах сдохли почти все кони, но четыре фунта сухарей сыграли решающую роль. Пожалуй, я ещё ни разу не вкладывался так удачно. С другой стороны, если с хлебом дела обстоят так хреново, – что мы сами будем есть с Серафимом? Ладно, как-нибудь пробедуем до прихода наших.
Не вижу смысла описывать нашу поездку, но что удивительно – мы ни разу не наткнулись ни на патруль, ни на какой-нибудь пост. Может, Белая армия уже ушла куда-нибудь в Норвегию или в Белое море? Тогда с кем же мы воевали в феврале двадцатого, когда брали Архангельск?
В столицу белого движения Русского Севера мы прибыли только через два дня. Серафим сразу же пристроил меня к надёжному человеку – слесарю с судоремонтного завода в Соломбале, а сам убежал разыскивать товарищей по подполью.