Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

И вообще в этой истории немало противоречий и несуразностей. Федор Иордан, который по приезде в Рим в 1835 году общался с Кипренским, относит трагедию с натурщицей к первому пребыванию Ореста в Италии и считает, что убитая женщина была матерью Мариуччи – юной натурщицы и будущей жены художника.

По версии Толбина – еще одного биографа Кипренского, – трагедия разыгралась во второй приезд Кипренского в Италию, незадолго до его кончины, а мать Мариуччи и натурщица, принявшая столь мученическую смерть, – разные женщины.

Следует также иметь в виду, что Иордан – главный источник сведений о возможной причастности Кипренского к убийству натурщицы – писал свои воспоминания сорок лет спустя после встреч с Кипренским, то есть глубоким стариком. И, естественно, память могла подвести его.

Что же на самом деле случилось почти двести лет назад в Риме, сказать трудно: слишком много времени прошло с тех пор и очень мало сведений сохранилось о событиях той поры, чтобы делать окончательный и однозначный вывод…

Тяжкий крест вины за смерть любимой женщины Ольги Нестерцовой пришлось пронести до конца своей недолгой жизни и известному в свое время поэту и декабристу Александру Бестужеву, который публиковался под псевдонимом Марлинский.

Случилась же эта история в 1833 году в прикаспийском Дербенте, где разжалованный в рядовые поэт проходил службу. Восемнадцатилетняя Ольга, несмотря на свою молодость, считалась лучшей мастерицей швейного дела в городе. Особенно ей удавались мужские сорочки. А Бестужев хорошее белье любил. К тому же потакать этой своей маленькой слабости позволяли и средства: Марлинский считался одним из самых высокооплачиваемых литераторов России. И, конечно же, сорочки он заказывал у лучшего модельера города – Ольги Нестерцовой.

И Ольга с охотой ему их шила. А Бестужев, в свою очередь, с не меньшим желанием требовал к себе юную мастерицу для все новых и новых примерок. Хотя в шкафу висела добрая дюжина сорочек, которые он еще ни разу не надевал.

Разумеется, от всевидящего глаза общественности, особенно в лице ее женской половины, эти визиты укрыться не могли, и вскоре каждая встреча молодых людей становилась предметом кулуарных – и не только – разговоров. И, вероятнее всего, они бы постепенно затихли. Ведь ничего особенного или предосудительного в этих отношениях не было: обычный любовный роман двух не обремененных семейными узами молодых людей…

Но… «Неумолимая судьба не перестала меня преследовать: у меня случилось важное несчастье» – это начало письма, которое Бестужев отправил своему брату Павлу. В нем он рассказал о той трагедии, которая случилась накануне…

Ольга пришла к поэту на квартиру в восьмом часу вечера, когда его не было дома. Послала за хозяином, и Александр сразу же явился. Не было никаких ссор, сцен ревности, выяснения отношений…

А тут начинается самое загадочное во всей последовавшей вскоре трагедии. Какая ревность? Почему? Ведь для нее нужен повод… А вот о поводе рассказал побывавший в Дербенте знаменитый французский писатель А. Дюма в книге «Кавказ», одна из глав которой называется «Ольга Нестерцова».

«Однажды на пирушке, продлившейся за полночь, на которой веселились Бестужев и трое его друзей, речь зашла о бедной Ольге Нестерцовой. Уверенный в ней, Бестужев донельзя восхвалял ее верность. Один из собутыльников предложил пари: он-де соблазнит девушку, которую так боготворит Бестужев… Он пари принял… Ольга, как говорят, была покорена; Бестужеву представили доказательства». Правда, великий романист ни имени соблазнителя, ни доказательств в очерке не привел. Впрочем, Дюма такой цели перед собой, возможно, и не ставил.

Теперь вернемся к письму Александра к брату. «Она рассказывала мне много смешного; я громко хохотал; она резвилась на кровати, то вскакивая, то прилегая на подушки, и вдруг кинулась на них правым плечом, обратясь лицом к стене. В этот миг пистолет, лежавший между двух подушек и, вероятно, скатившийся дулом вдоль кровати, от сильного ли движения подушек, зацепясь ли собачкою за косму ковра или перекинувшись чрез курок, а может, от другого чего, которого не угадает воображение и не повторит случай, выстрелил и ранил ее в плечо, так что пуля прошла внутрь груди».

Дюма же версию случившегося излагает более лаконично, особо не детализируя. «На следующий день Ольга вошла в комнатушку поэта; что там произошло, не знает никто. Вдруг раздался выстрел, потом крик, наконец, увидели Бестужева выбежавшим из комнаты, бледного и расстроенного. Ольга лежала на полу. Вся в крови и при последнем издыхании – пуля пронзила грудь насквозь. Рядом валялся разряженный пистолет. Умирающая могла говорить; послали за священником. Умирая, она простила Бестужеву невольное убийство»…

О произошедшей трагедии доложили в штаб. Вскоре прибыли два лекаря, священник, а также специально отряженные комендантом люди. Всем им смертельно раненная девушка твердила одно: ее возлюбленный невиновен.