Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

Нет сомнения, что ролевая слабость отца породила в сыне стремление к рискованной жизни: он тем самым подсознательно стремился возвысить мужчину, отделить его от «немужского» начала, навсегда убив в себе отцовскую трусость. Подталкиваемый этими устремлениями, Эрнест постоянно нуждался, как в наркотике, во внешних подтверждениях своей состоятельности, компетентности, дееспособности, значимости. Характерное на этот счет его высказывание: «Я начал потихоньку и нокаутировал мистера Тургенева. Потом как следует потренировался и одолел мистера Мопассана. С мистером Стендалем я провел два боя вничью, но во втором преимущество, кажется, было на моей стороне».

Этим же можно объяснить и его болезненное стремление творить вокруг себя мифы и легенды, в которых он должен был выглядеть чуть ли не сверхчеловеком: мужественнее и сильнее всех, то есть во многом превосходить себя реального. Для этого Хемингуэй старался быть первым во всех традиционных амплуа мачо: лучшим воином, спортсменом, охотником, гулякой.

Конечно же, эта жажда быть во всем первым заставляла писателя постоянно рисковать, тем самым подвергая свою жизнь опасности. В результате он побывал в трех автомобильных авариях и двух авиакатастрофах. Из всех этих перипетий он выходил живым, но с множественными ранениями. Можно сказать, что на теле этого человека буквально не было живого места. Однако, побывав в самых сложных ситуациях, он тем не менее остался жив. Казалось, судьба щадила Хемингуэя лишь для того, чтобы дать ему возможность самому уйти из жизни. И он этой возможностью воспользовался.

Произошло это тогда, когда обычный, на грани риска образ жизни для больного, преждевременно состарившегося Хемингуэя стал уже невозможен. К шестидесяти годам он явственно ощутил на себе бремя многочисленных ран и болезней, которые резко сказались на его образе жизни. Теперь он не мог заниматься сексом, так как этому мешало больное сердце; ему нельзя было употреблять алкоголь, поскольку он страдал диабетом. Даже охотиться он был не в состоянии: мешали дрожь в руках и слабое зрение.

В сентябре 1960 года Хемингуэй один отправился в Испанию. Хотя у него наблюдалось явное психическое расстройство: писателя терзали ночные кошмары и страхи, а также появились отчетливые признаки мании преследования. Прилетевший в октябре в Мадрид американский писатель и друг Хемингуэя – Хотчнер после встречи с писателем понял, что тот серьезно болен.

Так, Хемингуэй пытался убедить Хотчнера, что Билл Дэвис – богатый американец, знакомый писателя с 1940 года – намеревался в прошлом году отравить его и снова собирается это сделать сейчас. А однажды он четыре дня в гостиничном номере провалялся в постели. Таким образом он пытался оттянуть свой отъезд домой…

Незадолго до смерти Хемингуэя преследовал страх остаться в нищете. Ему постоянно казалось, что за ним шпионят агенты ФБР, а местная полиция хочет арестовать его…

С каждым днем состояние писателя становилось все хуже. У него появились проблемы с речью. Писателю с большим трудом удавалось объединить слова в предложения. Кровяное давление находилось на критическом уровне…

30 ноября 1960 года старинный товарищ Хемингуэя – доктор Сэвирс самолетом доставил его в клинику Мэйо, которая находилась в штате Миннесота. Чтобы не привлекать внимания репортеров, писатель стал лечиться под чужой фамилией.

Хемингуэй находился в глубокой депрессии. Лечащие врачи предположили, что ее могло вызвать чрезмерное употребление препаратов, стабилизирующих кровяное давление. Поэтому они посоветовали Эрнесту принимать их только в крайнем случае. Однако состояние депрессии не проходило, и его стали лечить электротоком. И уже в декабре он вынужден был пройти восемь сеансов электрошоковой терапии…

«Какой смысл в том, чтобы разрушать мою голову, подрывать мою память – мое главное достояние – и выводить меня из строя, – в порыве отчаяния произнес однажды писатель. – Это великолепный курс лечения, но при этом теряется пациент».

Однако самым страшным для Хемингуэя было то, что он потерял возможность писать книги. Случалось и такое, что в течение дня он не мог сочинить ни одной строки. Более того, он даже не в состоянии был диктовать тексты. Жизнь, которую он посвятил постоянной борьбе с трудностями, завершалась полным поражением. Хемингуэй уже не был ни великим любовником, ни великим охотником, ни великим писателем. Он был просто больным измученным человеком. И единственный выход из этой ситуации он увидел в черных дырах сдвоенных стволов охотничьего ружья…

Через одиннадцать лет после самоубийства Хемингуэя, не дожив меньше двух месяцев до своего 73-летия, 16 апреля 1972 года покончил с собой, отравившись газом в собственном доме в Джуси, еще один лауреат Нобелевской премии – японский писатель Ясунари Кавабата.