Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

«В последние месяцы своего трагического существования, – писал А. Мариенгоф, – Сергей был человеком не больше одного часа в сутки». Тогда золотоволосый лирик был уже законченным алкоголиком: пил каждый день и до тех пор, пока мог держать в руках стакан. Нередко принимал он и наркотики.

В последние годы жизни философские рассуждения Есенина о смерти сменились настоящей манией; попытки суицида следовали одна за другой. То он хочет броситься под поезд, то выпрыгивает из окна, то пытается разрезать вены, то хватается за кухонный нож, чтобы тоже лишить себя жизни.

Большинство исследователей главную причину самоубийства Есенина видят в беспробудном пьянстве. Тем более что это осознавал и сам поэт, написавший однажды следующие строки: «Осыпает мозги алкоголь. Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь». Именно в состоянии алкогольного опьянения поэт впадал в депрессию, нередко высказывая решение о самоубийстве. Время от времени он ложился в больницу, аккуратно принимал лекарства, слушал советы докторов, но полностью избавиться от своей тягостной привычки так и не смог.

И перед последней поездкой в Ленинград поэт тоже месяц лечился в психиатрической клинике. Но, выйдя из лечебницы, снова погрузился в алкогольный омут. Скорее всего, и повесился он в состоянии глубокого алкогольного опьянения или белой горячки.

Прожив короткую, беспутную жизнь, поэт тем не менее оставил после себя богатое литературное наследие. И по сей день светлые, лирические строки стихов поэта тревожат души и сердца почитателей его таланта…

Страх перед будущим

2 июля 1961 года на 62-м году жизни Эрнест Хемингуэй взял из стойки одно из самых любимых своих ружей, вставил по патрону в оба ствола, сунул дуло в рот и спустил оба курка, оборвав тем самым свое земное бытие…

Что толкнуло нобелевского лауреата, обеспеченного человека, любимца публики и издателей на этот роковой шаг? В подобных случаях найти однозначный ответ почти невозможно. Тем более если это касается такой фигуры, как Хемингуэй. Иногда для суицида достаточно одного, казалось бы, ничего не значащего внешнего толчка: ссоры, обидного слова, косого взгляда. Порой же вся жизнь является прелюдией к этому заключительному аккорду. Что-то похожее случилось и с Хемингуэем.

Начнем с того, что писатель всю жизнь страдал глубоко укоренившимся комплексом кастрации. А началось все в детстве, когда мать из ненависти к мужчинам стала одевать маленького Эрнеста в девичьи платья. И продолжалось такое издевательство над ребенком в течение шести лет.

Безусловно, это воспринималось мальчиком как покушение на его принадлежность к мужскому полу. Еще глубже укоренился этот комплекс после тяжелейшего ранения, полученного Хемингуэем в июле 1918 под Фоссальта-ди-Пьяве в Италии: тогда 227 мелких осколков прошили нижнюю половину его тела, и лишь по счастливой случайности не нарушили его половую систему.

С этим комплексом неразрывно было связано недоверие, и даже неприятие женственности, и скрытый страх перед всем женским. Поэтому как в творчестве, так и в жизни у него все намного лучше складывалось с сильными представительницами слабого пола.

Женские образы в его произведениях получались скучными и неубедительными. А к себе, даже будучи четырежды женатым, Эрнест все равно приближал только отчаянных женщин. Например, Джейн Мейсон – обеспеченная женщина из старинного рода, могла, словно безалаберный мальчишка, пробраться в его номер по водосточной трубе. А третья супруга Хемингуэя – Марта Гельхорн без особых усилий преодолевала все лишения военной жизни и могла в течение многих часов пробираться по крутым склонам испанских гор. И тем не менее ни с одной из них писатель так и не создал прочной семьи.

Но особо важную роль в биографии писателя сыграл его отец – Кларенс. В семье он занимал второстепенное положение, которое обычно отводится женщине: делал покупки, стряпал, всегда соглашался с мнением супруги. На шестом десятке, отягощенный болезнями, постоянными придирками жены и долгами, Кларенс застрелился.

О том, как умер отец, Эрнест друзьям не рассказывал. И только однажды он высказался на эту тему: «Возможно, он испугался… Болел… Были долги… И, как всегда, подчинился матери – этой стерве всегда надо было всеми командовать, все делать по-своему!» И еще спустя двадцать лет, в предисловии к роману «Прощай, оружие!» он напишет: «Мне всегда казалось, что отец поторопился, но, возможно, больше терпеть он не мог. Я очень любил отца и потому не хочу высказывать никаких суждений».