Неизвестная жизнь писателей, художников, композиторов

Так, однажды возглавляемая им шайка украла из кельи монаха-августинца пятьсот золотых экю, а чуть позже ограбила часовню, где настоятелем служил родной дядя злополучной Катрин де Воссель. Здесь Вийону и его сообщникам не повезло: один из грабителей был арестован и стал выдавать своих компаньонов. Вийону снова пришлось бежать из Парижа.

Он перебрался в Анжер, где опять спутался с бандой грабителей. И здесь же он вскоре был арестован и приговорен к смертной казни. Но судьба и в этом случае смилостивилась над Вийоном. На помощь пришли влиятельные друзья из числа поклонников его поэтического таланта, и Вийон вышел на свободу. Но ненадолго. Свое тридцатилетие он снова встретил в темнице. Правда, на сей раз в городе Мен-на-Луаре, недалеко от Орлеана. Выбрался он оттуда опять же по милости французского монарха, но на сей раз уже взошедшего на трон короля Людовика XI.

Дальнейший жизненный путь Вийона прослеживается с определенной четкостью лишь до 1463 года. Дальше следы французского поэта пропадают. Где и как он закончил свою жизнь – неизвестно: то ли на виселице, то ли в камере. А может, в очередной драке в одной из подворотен Парижа. По крайней мере, вряд ли смерть его застала в кругу любимой жены и многочисленных детей…

Кстати, попал в разряд разбойников и знаменитый испанский художник Диего Веласкес (1599–1660). Об этом красноречиво говорит письмо Диего Веласкеса, в котором он рассказывает приятелю о случае в лесу под Мадридом. Оно сохранилось в испанских архивах и было опубликовано в бюллетене музея Прадо.

Оказывается, в молодости художник, чтобы поправить свои дела, организовал шайку и промышлял на больших дорогах. Однажды он остановил французскую дипломатическую карету. Пассажиру угрожала серьезная опасность. Но атаман вовремя выяснил, что перед ним Рубенс, выполнявший поручения королевского двора Франции. Веласкес, боготворивший художника, не только не причинил ему никакого вреда, но и сам проводил его до Мадрида.

Трагические судьбы

Орест Кипренский, которого уже при жизни называли любимейшим художником русской публики, по-прежнему во многом остается даже для исследователей его жизни и творчества человеком-загадкой.

Например, если абсолютно точно известно, что родился будущий художник на мызе Нежинской, близ Копорья, и его отцом является помещик Алексей Степанович Дьяконов, а матерью – дворовая девка Анна Гаврилова, то долгие годы была неизвестна точная дата его рождения. В первых биографиях Кипренского указывалось, что он родился в 1783 году, однако уже в наши дни выяснилось, что дату появления на свет «младенца Ореста» сместили на один год, чтобы скрыть факт его «незаконного рождения».

То же самое касается и фамилии живописца. Ведь до сих пор неясно ее происхождение. По одной версии, Кипренский – это переиначенная самим художником фамилия Копорский, которая дана ему в соответствии с местом рождения (Копорье). А вот согласно другой версии, Кипренский – значит сын богини Киприды, которая в античной Греции была олицетворением красоты и любви. Третья же версия гласит, что фамилия художника происходит от кипрея – травы, которая в обилии произрастает в тех краях, где Кипренскому было суждено увидеть свет.

Не меньшую загадку для биографов и исследователей творчества Кипренского долгие годы представляло и произошедшее в 1825 году убийство в Риме, в совершении которого обвинили художника.

Как раз в то время была убита его римская натурщица. По городу стали гулять самые жуткие подробности произошедшего: рассказывали, будто художник имел на содержании одну женщину, которая заразила его нехорошей болезнью. И будто бы эта болезнь и обида на натурщицу и привели его в такое состояние, что однажды «он приготовил ветошь, пропитанную скипидаром… наложил на нее и зажег. Она в сильных мучениях умерла».

Именно так в своих мемуарах представил роль Кипренского в этом происшествии русский гравер Ф.И. Иордан. Далее он продолжил: «Зная мягкий характер Кипренского, я не мог верить, чтобы он мог сделать столь бесчеловечный поступок, разве под влиянием вина, будучи не в своем виде. Однажды я воспользовался случаем и, оставшись один с Кипренским, решился спросить его об этой ужасной истории. Он хладнокровно ответил мне, что это варварство было делом его прислуги. Она его (т. е. слугу) заразила, и он, этот слуга, умер от сифилиса в больнице, почему и не могли судом его (Кипренского) оправдать, а прислугу наказать».

Хотя облик убийцы явно не вязался с характером Кипренского, история эта Оресту испортила немало крови не только при жизни, но и долгие годы, почти до наших дней, преследовала его после смерти.

По этому случаю существовало несколько точек зрения. Так, еще в 1912 году один из биографов художника – Николай Врангель писал, что Кипренский после совершения этого «зверского умерщвления» отправился в Париж «с целью рассеяться и уйти от кошмара воспоминаний».