Читаем Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное полностью

(Я): Икона — око. Если не око — картина»[271]. Итак, для Цветаевой икона была ценна прежде всего ликом, в иконе она видела картину, художественное, мифологическое, эстетическое начало. «Икона — око» — сама анаграмматическая, паронимическая формула объясняет, что в иконе для Цветаевой в первую очередь важно ее видение иконы. Икона является ярким графическим, эстетическим образом, выражающим восхищение земными существами. С иконой поэт может разговаривать, как с человеком. Мотив разговора с иконой Богородицы звучит, например, в стихотворении «Каждый день все кажется мне: суббота…». Цветаева часто обращалась в лирике к образу Богородицы; тема материнской любви для нее очень важна, может быть, особенно потому, что она страстно любила свою рано умершую мать. В стихотворении «Бог согнулся от заботы…» (1916) Цветаева объясняла, что больше бога любила «милых ангелов его», — поэтов, наделенных Богом талантом писать стихи[272]. Цветаевой свойствен взгляд на любимую личность, как на икону, которая воплощает сверхчеловеческую прелесть. В цикле «Подруга» Цветаева рассказывает о посещении вместе с С. Я. Парнок, вероятно, в Ростове Великом храма; но очевидна двусмысленность этого текста, в котором восхищение иконописным образом Богоматери переносится на отношение Цветаевой к Софье Яковлевне:

Как в час, когда народ расходится,Мы нехотя вошли в собор,Как на старинной БогородицеВы приостановили взор.Как этот лик с очами хмурымиБыл благостен и изможденВ киоте с круглыми амурамиЕлисаветинских времен.Как руку Вы мою оставили,Сказав: «О, я ее хочу!»С какою бережностью вставилиВ подсвечник — желтую свечу…— О, светская, с кольцом опаловымРука! — О, вся моя напасть! —Как я икону обещала ВамСегодня ночью же украсть!(Декабрь 1914)

Цветаева явно занята своей земной любовью больше, чем любовью к Богу. Мирские чувства подруг друг к другу спорят с христианским чувством; светская красота руки Парнок, «с кольцом опаловым» противопоставлена иконографическому изображению Богородицы. Опал, в данном контексте, олицетворяет именно страстное, огневое начало[273]. Не случайно, стихи, говорящие о необходимости освобождения от неразрешенной Богом любви, помечены христианским праздником — днем Вознесения 1915 года. С. Я. Парнок посвящено стихотворение «В оны дни ты мне была как мать…», в котором, прощаясь с подругой, Цветаева надеется на Прощеное воскресенье того света как на момент возвращения любви в духовном русле. Этот духовный мотив подчеркивают строки: «Не смущать тебя пришла — прощай! / Только платья поцелую край…». В стихах 1916 года вообще заметно усиление религиозного начала. Связано ли это с разрывом к С. Я. Парнок, «восхитительная прелесть» любви к которой казалась нарушением церковной морали, или с отношением к Блоку — любовь к его заоблачной поэзии потребовала новых слов и образов?[274] Расцвет православной символики у Цветаевой приходится именно на стихи «Вёрст», «Лебединого стана» и «Ремесла», но и здесь поэты воспринимаются ангелами в человеческом обличье. Иконописным видится лик А. Ахматовой: «Тебе одной ночами кладу поклоны!» (1 июля 1916)[275]. В письме к Ахматовой от 17 русского марта 1921 года дочь Цветаевой Аля писала, что над ее кроватью — большой белый купол (Марина вытирала стену, как рука достала), а в куполе — «два календаря и четыре иконы. <…> На календаре — все православные и царские праздники. Одна иконочка у меня старинная, глаза у Богородицы похожи на Ваши»[276]. Так же иконописен образ А. Блока: «Вседержитель моей души»; «Восковому, святому лику / Только издали поклонюсь». В Блоке, который ощущался источником «света божественной истины», более близким к Богу, чем сама Цветаева, она видела абсолютное поэтическое, духовное, творческое начало, ей был близок мистико-религиозный мир его поэзии. В сборнике «Психея» Цветаева опубликовала пять стихотворений к Блоку под названием «Свете тихий», дав циклу заглавие словами древней песни, которая звучит в начале Великой Вечерни, говорит о свете нового дня Вечности, которую принес на землю Христос («Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святого Духа, Бога»). Цветаева, как Блок в своих «Стихах о Прекрасной Даме», обожествила земного человека, в котором увидела нового божьего посланника[277].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза