Читаем Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное полностью

«Радость моя», возможно, соотнесение А. Блока с иконой Божией Матери «Нечаянная Радость», поскольку «Нечаянная радость» (1907) — название второго сборника Блока[281]. Приведенные выше строки в «Стихах к Блоку» могли быть связаны с сюжетом иконы, на которой изображен молящийся человек, каждый раз начинавший молитву обращением архангельским приветствием «Радуйся, Благодатная!» Однажды во время молитвы на него напал внезапный страх, и он увидел, что Богородица и Младенец предстали перед ним живыми. У Христа открылись раны на руках, ногах и на боку, и из них начала струиться кровь, как и во время Распятия. Разбойник пришел в ужас и воскликнул: «О, Госпоже! Кто сделал это?» Богоматерь ответила ему: «Ты и прочие грешники своими грехами снова распинаете Сына Моего». Изумленный разбойник начал молить Божию Матерь помиловать его. Тогда Богоматерь обратилась к Христу, и Тот даровал нечаянную радость прощения грешнику[282]. Цветаева своим обращением сравнивает себя с грешником, не имеющим права обратиться к Блоку с поэтическим словом; подчеркивает иерархическое неравенство свое с поэтом. Следует отметить, иконописный грешник связан с иконой черезслово (на иконе обычно начертаны слова молитвы или начало повествования), что тоже явилось причиной обращения Цветаевой именно к этому иконографическому образу.

В «Стихах о Москве» Цветаева дарила Москву Мандельштаму, водила его к главным московским святыням. Икона «Нечаянная Радость» находилась в церкви Благовещенья на Житном дворе в Тайницком саду Московского Кремля[283]: «К Нечаянныя радости в саду / Я гостя чужеземного сведу». Цветаева упоминает о своем посещении храма Благовещенья вместе с Алей и в записной книжке 1917 года. Здесь же приведены слова С. Я. Эфрона, понравившиеся Цветаевой, который сравнил руку на иконе с формой руки Цветаевой: «Мариночка, у Вас рука, как икона Нечаянной Радости»[284]. Здесь же запись:

«Творить золотую краску». (Выражение старинных иконописцев) (1917)[285].

Успение Богородицы

12/ 25 мая 1918 года ожидание вести об ушедшем на фронт муже Цветаева передавала, соотнося свои переживания с горем Богоматери, оплакивающей Христа:

Семь мечей пронзали сердцеБогородицы над Сыном.Семь мечей пронзили сердце,А мое — семижды семь.Я не знаю, жив ли, нет лиТот, кто мне дороже сердца,Тот, кто мне дороже Сына…Этой песней — утешаюсь.Если встретится — скажи.(12/ 25 мая 1918[286]) (БП90, с. 169)

По мнению Р. Войтеховича, мотив этих стихов отсылает к известному византийскому апокрифу «Хождение Богородицы по мукам»[287]. «Семь мечей, пронзающих сердце», — популярный мотив в иконографии Богородицы. Чудотворная икона Божией Матери «Семистрельная» северорусского происхождения. До революции она пребывала в Тошни, в Иоанно-Богословской церкви, неподалеку Вологды[288]. Богоматерь изображена без Христа, что является символом ее страданий о Сыне. Семь мечей, пронзающих сердце Пресвятой Богородицы на «Семистрельной» иконе, говорят о полноте скорби, которую Она претерпела в земной жизни: «и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лк 2; 34–35)[289]. Празднование иконы в современной богослужебной практике совершается 13 / 26 августа, а также 2 /15 февраля (в день Сретения Господня) и в Неделю всех святых, когда в дореволюционной России чествовали образ Божией Матери «Умягчение злых сердец» (в настоящее время в Русской Православной Церкви принято считать эти иконы разновидностями одного иконографического типа)[290].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза