Неизвестное о Марине Цветаевой. Издание второе, исправленное

Цветаева постоянно посещала службы отца Сергия Булгакова. В июне 1925 года, «в Духов день, в день рождения Пушкина и день семилетия рукоположения о. Сергия — стало быть, в тройной, в сплошной Духов день» (IV, 746) отец Сергий Булгаков окрестил Мура[390]. С крестинами Цветаева не спешила, объяснив причину: «моя свобода, мое вне-все-верие, может быть, страх перед обрядом вообще и перед <Булгаковым> в частности» (IV, 740). «Крестик и иконку» получили накануне крещения от Марка Львовича Слонима. На крестинах присутствовали о. Сергий, его дочь Муна, которая очень любила Цветаеву и ее стихи, Катя Рейтлингер и еще несколько человек. Цветаевой понравился сам язык обряда:

Чин крещения долгий, весь из заклинаний бесов, чувствуется их страшный напор, борьба за власть. И вот, церковь, упираясь обеими руками в толщу, в гущу, в живую стену бесовства: «Запрещаю — отойди — изыди». — Ратоборство. Замечательно (IV, 746).

Отец С. Булгаков сообщает своей духовной дочери сестре Иоанне о праздничной воскресной службе 11 (24) августа 1930 года в Париже, где на ранней обедне «были причастники: семейство Дейши, <Марина> <Ивановна>[391], Флоровские. И это так отрадно», — добавляет он[392]. Цветаева, безусловно, должна была ценить блестящий дар слова о. Сергия — проповедника и религиозного философа, свободу его духовных воззрений. «Вера — не достигнутое, а достигаемое, всегда напряжение и борьба. Что вера есть погружение в дух, следовательно, в свободный дух, в свободу этого духа, это есть истина, — вера есть опыт своего духа, ведение, которого нет у внешних и к которому их надо приобщить. Как? Только фактом самого себя, который может быть столь же убедителен, как и внешняя природа. В глубине духа встречаем Христа — Духом. Это есть встреча и ведение и источник жизни», — писал он[393]. В прозе «Пленный дух» Цветаева вспоминает панихиду по Белому в Сергиевском Подворье, отмечает «христианскую широту» о. Сергия:

И никогда еще, может быть, я за всю свою жизнь с таким рвением и осознанием не повторяла за священником, как в этой темной, от пустоты огромной церкви Сергиевского Подворья, над мерещащимся гробом за тридевять земель сожженного: «— Упокой, Господи, душу новопреставленного раба твоего — Бориса» (IV, 270).

«Замечательным» человеком называет Цветаева отца Сергия и в письме 1938 года (VII, 528). О готовившемся издании сборника «Ковчег» Цветаева в 1925 году писала О. Е. Колбасиной-Черновой: «Называться будет (крестила — я) „Ковчег“» (VI, 707) — эта фраза в письме следует за сообщением, что одна из статей сборника — «Что такое слово?» Сергия Булгакова. Так, немного с улыбкой, Цветаева соотносит дело писателя — и назначение священника.

Цветаева ушла, не дожив до 50-ти. Ю. Н. Рейтлингер прожила 90 лет. И М. И. Цветаева, Ю. Н. Рейтлингер вернулись в СССР, но судьбы их сложилась по-разному. Сестра Иоанна решила вернуться в Россию сразу после войны, а вернулась только в 1955 году. После возвращения Юлия Николаевна писала иконки для прихожан подмосковного храма, в котором служил отец Александр Мень. Иконы она присылала по почте[394]. Иконы Юлия Николаевна писала до последней возможности видеть. В конце жизни художница была глуха, слепа, беспомощна, но на ее лице было светлое выражение, какое бывает на лицах истинно верующих людей. Художница умерла на четвертый год полной слепоты. Последняя ее икона — «Хождение по водам»[395].

Интерес к этому эпизоду Святого Предания был свойствен и Цветаевой. О чуде хожденияповодам в 1936 году Цветаева писала: «…Мнящаяся нам невозможность вещи — первая примета ее естественности, само собой разумеемости в мире ином. Ведь все мы удивлены, что нельзя ходить по морю: раз море есть и ноги есть. И когда Христос идет по водам — мы сразу узнаём — и успокаиваемся. Как сразу, во сне, узнаем упругость (держательную способность) воздуха. <…> Все, что не чудесно — чудовищно, и если мы в этом чудовищном обречены жить — это не значит, что оно — закон, это значит только, что мы — вне нашего закона» (VII, 567). Для нее легенда о хождении по водам была одним из свидетельств Вечной жизни, естественности её «я» в том мире, где возможно чудо, где она окажется в ряду других законов и категорий, метафорой шага поэта. В 1939–1940 годы, незадолго до смерти, Цветаевой снилось именно хождение по водам[396]: