Неизвестный Бунин

В одиннадцатой, заключительной главе книги – «Сильна как смерть» – говорится о последнем, самом тяжелом периоде жизни писателя и одной из самых удивительных его книг «Темные аллеи». Ю. Мальцев уделяет большое внимание бунинскому видению любви – катастрофическому вторжению в привычную земную жизнь подлинного метафизического бытия, осколка рая. Он также исследует повествовательную технику поздних бунинских новелл: синтаксическое построение, не сопровождаемые психологическими объяснениями переходы от прямой речи к 1-му и 3-мулицу, пунктирность сюжетного построения, ритмическую организацию, – отмечает лаконизм, экстравагантность образов, совершенство пластического рисунка, выразительность деталей. Однако при этом все ситуации и коллизии, описываемые Буниным, считает Мальцев, индивидуально-неповторимы и универсально-общепонятны одновременно: «<…> сама подача материала предполагает в читателе то же самое понимание изображаемого и идентичность внутреннего опыта» (с. 344). Надиндивидуальность субъективности, феноменологичность остается и здесь основой художественной ткани. Полнее и точнее, чем кто-либо до него, Мальцев формулирует тот творческий и жизненный итог, к которому пришел Бунин: «Здесь (в «Темных аллеях». – Т.Д.) яснее, чем раньше, Бунин выражает представление о многослойное™ нашего "я", а главное, о его некой построенности и неподвластности нам. Мы, собственно, никогда не являемся субъектами нашей душевной жизни, а скорее чем-то (кем-то?) претерпевающим ее. Субъект, таким образом, вне нас, единственный и подлинный субъект лишь частично проявляется в нас. На разных уровнях нашего "я" и по-разному – постоянно проявляется некая универсальная и высшая, нам непонятная сила. А само наше понимание этого непонимания есть для Бунина самое удивительное свидетельство присутствия в нас некоего высшего сознания, наблюдающего наше собственное "я" как бы со стороны» (с. 342).

Этот вывод, обращенный к самому Бунину, обращает трагическое мирочувствование художника в личную трагедию человека. Бунин всегда ощущал себя главным образом «субъектом», весь пафос его восприятия мира сосредоточен в «я»: я помню, я люблю, я вижу, я живу… Безнадежность и страх надвигающейся смерти доставляли ему жгучую боль, не утихавшую всё последнее десятилетие. «Его конец был страшен» – это рефрен последних страниц книги. От себя добавим: европейское и восточное «я» Бунина так и остались раздвоены: европейское «я» Бунина не смогло смириться с восточным выводом о призрачности всякого «я». Бунин именно через «я» хотел слиться с миром – мир же был готов слиться с ним, только отменив его «я». Жизнь оказалась сильнее и реальнее самого совершенного письма. В отличие от него, она не творила и не обещала ни гармонии, ни бессмертия, они остались – буквально – на бумаге. В этом великая победа художника и неизбежное и всегдашнее поражение человека.

Ю. Мальцев очень мало говорит о таких произведениях Бунина, как «Освобождение Толстого», «Воспоминания», «О Чехове», о двух последних он едва упоминает. Отнести это к упущениям и недостаткам не поднимается рука, цельность и свежесть общего взгляда искупают некоторую прерывистость изложения.

Книга снабжена обширными примечаниями, нередко представляющими собой отдельные экскурсы в те или иные вопросы буниноведения.

Самостоятельной частью книги является библиография. Она состоит из четырех разделов: собственно бунинской библиографии, мемуарной части, критики на русском языке и на других языках. К сожалению, в нее вошли только статьи и книги хорошо если до 1980 г. и то с существенными пропусками и порой неточностями. Исправлять их уместнее не в рецензии – список будет длинным, и разговор тут особый. Лучше будет, если в бунинове-дении появится, наконец, полноценный бунинский библиографический свод, который учтет не только ошибки, но и главным образом опыт приводимой Мальцевым библиографии, являющейся, несмотря ни на что, одной из самых полных на сегодняшний день. В связи с этим следует отметить и то обстоятельство, что Мальцев вводит в научный оборот отечественного литературоведения большой ряд западных работ, посвященных Бунину[36]. На одни из них он опирается в своем тексте, с другими полемизирует. Мальцев, по существу, представляет русскому читателю западное буниноведение, его основных представителей и направления, и в этом еще одна его заслуга.

В рецензии невозможно отметить все удачные места, новые повороты, неожиданные решения, которыми полна книга. В ней есть парадоксальность и свобода. Ее автора отличает адекватная и исключительно точная, в «яблочко», постановка вопроса, четкое, порой формульное определение тех или иных черт бунинского мира – плод вдумчивого прочтения и замечательной исследовательской интуиции. Такого «Бунина» читать не только стоит, полезно равно специалистам и неспециалистам, но и просто интересно.

В 1995-й, юбилейный бунинский год мы часто вспоминали о том, что именно Бунин был первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии. Книга Ю. Мальцева позволяет понять почему.