Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Мемуарист пишет, что Е. А. Салтыкова жила «замкнуто, вдали от света, своей дочери и сына», «одинокая, всеми полузабытая». Она находилась в весьма стесненных обстоятельствах, что и вынудило ее пустить жильца, от которого она не скрывала, что «дети постоянно требуют от нее денег и, рассчитывая на ее доброту, ожидают, что она ради них пожертвует последним». О Салтыкове вспоминать она не любила: «…эта маленькая, подвижная старушка, в черном парике, набеленная, нарумяненная, немного жеманная и манерная, но приятно-светская, избалованная, болтливая, поверхностная, хранила о своем браке с Салтыковым такое горькое, такое жуткое воспоминание, что, говоря о нем, теряла сразу свою беспечность, хмурилась и спешила перевести разговор на другую тему. „Вы не можете себе представить, какой это был брак! – как-то раз сказала она. – Мне едва минуло 16 лет. Он был значительно старше. Это была нехорошая прихоть с его стороны… А потом все прошло, и он меня называл дурой и всегда был по отношению ко мне такой нехороший: желчный, раздражительный и злой… Ужасно! Любил и баловал он только наших детей, Лизу и Костю“»[599]. Елизавета Аполлоновна вышла замуж почти в 18 лет, но, судя по этому фрагменту, она сознательно уменьшала свой возраст. Память о Салтыкове хранили лишь его письменный стол, портрет работы И. Н. Крамского и бюст работы П. П. Забелло (по словам сына, бюст работы Л. А. Бернштама он увез с собой в Пензу). Вся остальное в этих комнатах, как замечает мемуарист, к Салтыкову не имело никакого отношения: они были обставлены «не без бьющей в глаза „роскошности“, весьма уже поблекшей. Ковры, позолота, много зеркал, кружева. Бархат, атлас и множество пышных цветных абажуров ‹…›. Блестящая вычурность имела прямое отношение не к нему, а к покойному петербургскому городскому голове Лихачеву. С ним по смерти мужа Е‹лизавета› А‹поллоновна› связала свою судьбу»[600]. Но такая «роскошность» всегда составляла обстановку жизни Е. А. Салтыковой, в частности те зеркала, о которых идет речь, видимо, достались ей от бывшей владелицы Лебяжьего, о чем она писала некогда Каблукову. К тому же нет достоверных сведений о том, когда Елизавета Аполлоновна связала свою жизнь с В. И. Лихачевым (1837–24.03.1906) – после смерти Салтыкова или же после смерти жены Лихачева в декабре 1904 г.

После 1889 г. вдова писателя с дочерью, видимо, путешествовали и некоторое время жили за границей. Точными сведениями мы пока не располагаем, но имя Е. А. Салтыковой не значится в адресных книгах Петербурга за 1892–1896 гг.[601] Однако время от времени она, видимо, приезжала в Россию, судя по тому, что 3 марта 1893 г. заключила договор с сыном, получив право собственности на сочинения покойного мужа.

Когда Салтыков умер, его дочери Елизавете было 16 лет. Она родилась 9 января 1873 г., через 11 месяцев после появления долгожданного первенца – сына Константина. 24 января 1873 г. счастливый отец сообщал А. Ф. Каблукову: «У нас 9-го января в 9 часов утра родилась дочь, Елизавета. И дочь и жена здоровы» (18–2, с. 132). Об этом радостном событии он с юмором писал А. Н. Энгельгардту 28 января: «У меня родилась дщерь Елизавет» (18–2, с. 134). В письме от 9 марта Салтыков благодарил «милую маменьку» О. М. Салтыкову за «подарок маленькой Лизе», сообщал, что «Лиза начала улыбаться» и «она порядочная крикунья». Из приписки, сделанной Е. А. Салтыковой, выясняется также, что это был подарок «на зубок», что Лиза «маленькая и черненькая» и что «бедный Мишель отдал свой кабинет детям, а сам занимается в гостиной, где ему все мешают» (18–2, с. 136, 138). Все это трогательные подробности одного из счастливых периодов семейной жизни писателя.