Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

В воспоминаниях Алексея Александровича Бакунина сохранилось впечатление о Елизавете Аполлоновне первого периода ее замужества: «Маленькая красавица. Умом общественным еще ребенок, да к тому ж испорченный»[582]. Сохранившиеся письма Е. Салтыковой передают ее радости и огорчения. 18 апреля 1859 г. она пишет сестре из Рязани о пребывании с мужем в Москве: «Michel сделал мне такое удовольствие – мы жили у Chevalier и два раза слушали тамошних цыган…»[583] В самой же Рязани ей жилось невесело: «Живем мы по-прежнему скучно, но постом едем в Петербург, там и развлечемся. Можно бы и здесь, паркет в большой зале перестлали, стало очень нарядно, также и в гостиных, можно бы, кажется, всех принимать, но Michel и слышать не хочет о soireés fixe, собираются у нас только для карт»[584]. Однако с окончательным переездом в 1868 г. в Петербург ее образ жизни становится все более независимым.

Елизавета Аполлоновна Салтыкова

Осложнившаяся в декабре 1874 г. болезнь Салтыкова постепенно разделила супругов. В первый период болезни Елизавета Аполлоновна, вероятно, была озабочена состоянием мужа, что видно из ее писем к управляющему благоприобретенным подмосковным именем Витенево Алексею Федоровичу Каблукову, которому она сообщала о течении болезни. Так, 5 марта ‹1875 г.› она писала: «Миша очень болен. Последний припадок ревматизма так ухудшил ему болезнь сердца, что если он не поедет за границу, то едва ли останется жив» (18–2, с. 343). Позже, уже из Баден-Бадена: «Мишель заболел опять ревматизмом в Берлине, насилу доехали сюда в лихорадке 41 град. Хорошо еще, что наш знакомый Анненков приготовил нам номер и привез отличного доктора, который приезжал к нам по 5 раз в сутки, сам переносил Мишеля с одной кровати на другую и спас[585], так как был один день ужасно опасный, ревматизм весь перешел в воспаление легких, и он лежал в забытии, меня уже предупредили, что очень мало надежды. Теперь лучше» (18–2, с. 344).

Но с 1876 г. в письмах Салтыкова появляются сетования на жену. Одно из первых – в письме к П. В. Анненкову от 15/27 февраля из Ниццы: «Теперь вот в Ницце карнавал и все беснуются. Я один сижу дома и даже не интересуюсь ничем ‹…›. Жена моя, которая молодеет не по дням, а по часам, сгорает от досады, что не может участвовать на балах ‹…›. А так как я в той же мере стареюсь и хирею, то можете себе легко представить, какое удовольствие мне доставляют эти стремления второй молодости» (18–2, с. 261). С течением времени сетования превращаются в жалобы, для которых, судя по всему, были основания. 15 августа 1881 г. СП. Боткин писал H. A. Белоголовому о положении Салтыкова: «Елизавета Апол‹лоновна› действует с ним все-таки непохвально, во второй раз теперь бросила его одного на даче, в первый раз ездила на Иматру, а теперь ей понадобилось ехать в Гельсингфорс; такого тяжелого и слабого больного оставлять одного на даче не совсем ладно»[586]. Из письма СП. Белоголовой к П. Л. Лаврову от 3 августа 1885 г. о жизни С. в висбаденском пансионе становится понятно, что в собственной семье ему недоставало элементарного внимания: «Михаил Евграфович ведет себя донельзя мило, деликатен и кроток, – чего мы никак не ожидали. Так он не избалован своей супругой, вообще домашней обстановкой, что всякую пустую о нем заботу, самую обыденную, что и замечать-то не следовало бы, он принимает как нечто необычное»[587]. «Скромная и кроткая», как считал Салтыков (18–1, с. 157), Елизавета Аполоновна сумела со временем устроить жизнь на свой лад, не слишком считаясь с потребностями мужа. Современники свидетельствуют: она «знала, что все равно будет так, как решит она»; «К осуществлению своих стремлений она шла вполне разумными путями, то есть путями, приводившими ее к достижению намеченных целей»[588]. Семья вела жизнь, отдельную от Салтыкова: «У Елизаветы Аполлоновны был свой салон, куда муж и не заглядывал…»[589], сына и дочь она воспитывала соответственно своим представлениям: «Детей сильно баловала, и когда сама приходила к выводу, что это баловство, кроме вреда, ничего не принесло, то говорила: „Ну что же делать? Ведь у меня их только пара…“» Мемуаристы глухо пишут и о романах Е. А. Салтыковой, упоминая имена «известного петербургского адвоката, циркомана и лихого наездника П. И. Танеева или В. И. Лихачева»[590].