Но чувство облегчения, которое испытал Мао при известии, что Линь был мертв, быстро омрачилось новостями, что против него готовился заговор с целью убийства. Это была первая попытка заговора против Мао с целью его убийства, которая исходила от высшего эшелона власти, — и это стало для него сильным ударом. Тревожным был и тот факт, что довольно много людей знало об этих планах, но никто из них ничего не сообщил властям. В течение долгого времени Мао очень плохо спал, хотя принимал целые горсти снотворного. У него поднялась температура и начался постоянный кашель. Проблемы с дыханием не позволяли ему ложиться, и ему пришлось сидеть день и ночь на диване в течение трех недель, отчего на ягодицах у него появились пролежни. Потом у него начались проблемы с сердцем. 8 октября, когда он встречал императора Эфиопии Хайле Селассие I, он едва мог вымолвить слово. Один из чиновников, который последний раз видел Мао за день до бегства Линя, всего за месяц до этого, не мог поверить своим глазам: так сильно Мао осунулся. Чжоу постарался завершить встречу как можно быстрее.
Мао должен был вникать в бесконечные подробности, чтобы еще больше ужесточить и без того невероятно строгие меры безопасности. От каждого человека из его окружения требовалось подробно сообщить о всех своих контактах с семейством Линь. Заместитель руководителя личной охраны Мао Чжан Яоцы честно признался, что получил двух убитых фазанов от госпожи Линь перед Новым годом, а в ответ подарил ей немного мандаринов. Предупреждение, которое ему сделал Мао, говорит о многом в той обстановке, которая царила вокруг Вождя:
1. Не устанавливайте связей.
2. Никого не посещайте.
3. Не давайте обедов и не дарите подарки.
4. Никого не приглашайте в оперу [то есть на показы моды госпожи Мао] или в кино.
5. Ни у кого не берите фотографий.
Гораздо более тяжелой задачей являлась чистка вооруженных сил, которые были переполнены людьми Линя, особенно высший командный состав. Мао не мог знать, кого вовлекли в заговор с целью его убийства, а кто остался ему предан. Один небольшой, но тревожный инцидент произошел несколько дней спустя после гибели Линя, когда высших офицеров военно-воздушных сил собрали, чтобы проинформировать о его судьбе. Один из офицеров взобрался на крышу здания, прокричал антимаоистские лозунги, а затем прыгнул вниз и разбился насмерть.
Единственным маршалом, которому Мао мог доверить управление армией, был Е Цзяньин. Маршал был его преданным сторонником в прошлом, но высказался против «культурной революции», после чего попал в опалу, некоторое время даже жил под фактическим домашним арестом. Когда Мао вернул Е Цзяньина на высокий пост, несколько его детей и близких родственников все еще томилось в тюрьме.
Но у Мао не было другого выбора. Ему пришлось восстановить в должностях ряд партийных чиновников, подвергшихся чистке, потому что они являлись единственной альтернативой людям Линя. Большинство из них находились в лагерях. Теперь их реабилитировали и вновь привлекли к работе. Мао делал это с большой неохотой и всячески старался ограничить масштаб реабилитации. Он знал, что эти чиновники чувствовали себя очень обиженными после ужасных испытаний, через которые они прошли. Один прежний заместитель руководителя личной охраны Мао сказал нам от лица многих людей: «Что председатель Мао, что партия? Плевать я хотел на них…»
В этот момент маршал Чэнь И, один из наиболее откровенных противников «большой чистки», пострадавших от нее, умер от рака 6 января 1972 года. Похороны намечались на 10 января, причем их планировалось провести весьма скромно, что предполагалось подчеркнуть незначительным размером его портрета, ограниченным числом венков, посетителей и даже числом печей, которыми разрешили нагревать большой зал: только двумя. Мао не имел никакого желания посетить похороны.
Хотя о смерти Чэнь И официально не сообщалось, но большое количество старых кадров собралось возле больницы, требуя, чтобы им позволили проститься с маршалом. Настроение людей было печальным и вместе с тем гневным. Без сомнения, их гнев был направлен против «культурной революции» и против Мао лично. Мао понял, что нужно сделать жест для умиротворения старой основы власти, с которой он обошелся так отвратительно, а теперь вновь должен был положиться на нее.