Дании. Любопытство народа вызывала фигура, скрюченная на колу. Всего шесть недель назад этот человек был высоким красивым мужчиной – майором лейб-гвардии Преображенского полка Степаном Богдановичем Глебовым. Потомственным дворянином и сердечным другом насильно постриженной в монахини Суздальского монастыря первой жены Петра I – царевны Евдокии Лопухиной. Естественно, он не мог знать, что его родная сестра станет матерью деда русского поэта Александра Пушкина.
Молодого майора люто пытали палачи Петра I 42 суток, но не добились ничего. Офицер и дворянин защищал честь любимой женщины и все обвинения в прелюбодействе и в государевой измене отрицал. А сейчас он встречался глазами со своей возлюбленной, которую царственный супруг заставил смотреть на мучения дорогого человека. Два гвардейских унтер-офицера бдительно исполняли наказ царя-реформатора: запрещали царевне-монахине закрывать глаза или отворачиваться, видя муки Степана Глебова. Причем Петр I проявил своеобразную «заботу» о приговоренном. Зная, что на дворе сильный мороз, повелел накинуть на плечи посаженному на кол офицеру тулуп и шапку на голову, дабы не помер раньше от переохлаждения. Чтобы и майор, и бывшая царская жена мучились оба подольше.
Но зря ждал московский люд, дипломаты и, наконец, сам царь-садист, вылезший из отапливаемых саней и подошедший к умирающему от нестерпимых болей человеку, криков раскаяния и мольбы о прекращении пытки. Не вытерпел и сам Петр I, подойдя к колу с саблей в руке.
«Признайся, что ты виновен в прелюбодеянии и в царевой измене. И я своей рукой подарю тебе легкую смерть!» Белый как подвенечное платье майор лишь повернул голову к венценосному истязателю и твердо и спокойно произнес слова, услышанные иностранными дипломатами и потому сохраненные в истории: «Ты столько же жесток, сколько и безрассуден. Ты думаешь, что если я не признался среди мучений, которыми ты меня истязал, я стану пятнать невинность и честь беспорочной женщины в то время, когда не надеюсь более жить. Удались! Дай спокойно умереть тем, которым ты не даешь спокойно жить». И отвернулся от бывшего мужа своей возлюбленной.
Если бы он молил о пощаде или даже обругал его – Петр I был бы по-своему удовлетворен. Но полный достоинства и мужества ответ обезоружил царя-палача. Он испуганно замер у кола как оплеванный и потом в растерянности сбежал в свою карету-сани. И умчался прочь от не сломленного им человека. А майор Глебов мучился еще на колу 14 часов и скончался на рассвете 16 марта 1721 года. Так и не проронив и звука. Когда же умирал его палач-мучитель сам Петр I – он орал от болей в почках так, что было слышно на весь Петербург.
В нарушение всех царских обычаев и церковных законов Петр I насильно постриг свою первую жену – царевну Евдокию в монахини. Более того, даже не выделил ей из казны денег на проживание, унизив мать его сына положением иждивенки монастыря. Но царица и в постриге – царица. Тем более что ее «перевод в духовное сословие» даже большая часть церковных иерархов не признавала. Вскоре монахиню-царицу поселили в отдельной келье, а состоятельные прихожане приносили ей царские яства и деньги. На территории монастыря она стала появляться в светском платье, на что смотрели сквозь пальцы настоятели, понимая, что «пострижение» не имело законной силы. У нее появилась своя «секретарша» из грамотных монахинь, и потихоньку вокруг нее сплелась паутина корреспондентов по всей Московии. Особенно недовольных «реформами» ее мужа.
К 1721 году сам Петр I, помимо целого «полка» любовниц, успел дважды обвенчаться с императрицей Екатериной I Алексеевной. Так что не ревность бывшего супруга все же была главной причиной того жестокого следствия, которое учинил посланный царем в Суздальский монастырь следователь Иван Скорников. Петр I был бы наивным человеком, если бы не оставил при монастыре при бывшей жене своего тайного информатора. Настоятелем монастыря был епископ Досифей (в миру – Глебов). Навестить родственника прибыл майор-преображенец Степан Глебов, отправленный в Суздаль для набора рекрутов. Представлен был царевне-монахине… Вскоре бравый гвардеец получил от нее «царский подарок» – золотой перстень с алмазом. И письмо Евдокии, сохранившееся в следственном «деле» приговоренного в качестве вещественного доказательства, как и сами перстни: «Носи, сердце мое, мой перстень, меня люби, а я такой же себе сделала. А тебя до смерти не забуду. Что ты меня покидаешь, кому меня вручаешь, ох, друг мой, свет мой!»
Перстень на руке у арестованной Евдокии и был последним звеном доказательств ее «измены». Но странное дело – именно этот перстень самовластный бывший муж не отобрал, потрясенный стойкостью своего соперника.