Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

– Журналы действительно настоящая арена критики, но если ими злоупотреблять, то кончим тем, что приучим публику ничего не читать, кроме журналов, брать из книг только то немногое, что даст журнал, да и журналы также политические органы. Журналистика в настоящее время находится в руках писателей, но настанет время, когда она будет главным образом в руках публицистов, журналистов: это будет ежедневная хроника, и в ней не обрести много мыслей. У англичан журнал и пресса – вещи более серьезные, чем у нас, так как этот серьезный народ относится ко всему с необычайной серьезностью. Его находят скучным, я нахожу, что изучать его крайне интересно, но узнать очень трудно, так как характер его до такой степени не похож на наш, его еще труднее разгадать, чем характер немца.

Лиза спросила его:

– Как вы находите, нас, русских, трудно узнать?

Барант ответил ей любезностью:

– То, что я вижу, меня очаровало, и я охотно верю, что я знаю русский характер таким, каков он есть. – Потом он обратился к Пушкину, сказав: – Я еще не могу высказать своего мнения относительно народного характера, для этого надо долго жить в стране, хорошо знать ее историю, ее литературу и видеть что-нибудь, кроме салонов и дворцов.

Пушкин отвечал:

– Тем более что салоны иначе воспитаны, чем народная масса. Но с точки зрения чувства между массой и людьми цивилизованными нет той громадной разницы, которая существует с точки зрения идей. Это неоспоримо.

– Я принимаю это к сведению, – сказал Барант.

Воспоминания о Жуковском и Пушкине [292]

‹…› Если вам угодно получить несколько подробностей о Жуковском, сообщаю вам их, как умею. Не ждите ни слога, ни порядка в изложении.

Василия Андреевича я увидела в первый раз в 1826 году в Екатерининском институте, при выпуске нашего 9-го класса. Императрица Мария Феодоровна делала наши экзамены с торжественностью, в своем присутствии и до публичного экзамена. На этот публичный экзамен собрались митрополиты (на нашем был еще Сестренцевич), академики и литераторы. Учителем словесности был П.А. Плетнев, друг Пушкина, любимец Императрицы Марии Феодоровны, человек вполне достойный ее внимания и особой благосклонности. Экзамен, благодаря его трудам, мы сдали очень хорошо. Тут прочитаны были стихи Нелединскому и Жуковскому, их сочинения. Императрица Мария Феодоровна оказывала обоим аттенцию и во все время экзамена или словами, или взглядами спрашивала их одобрения. После экзамена подан был завтрак (dejeuner à la fourchette), и так как это было на Масленице, то оба поэта преусердно занялись блинами. Этот завтрак привозился придворными кухмистерами, и блины точно пекли на славу во дворце. Нас всех поразили добрые, задумчивые глаза Жуковского. Если б поэзия не поставила его уже на пьедестал, по наружности можно было взять его просто за добряка. Добряк он и был, но при этом сколько было глубины и возвышенности в нем. Оттого его положение в придворной стихии было самое трудное. Только в отношениях к царской фамилии ему было всегда хорошо.

Он их любил с горячностью, а Императрицу Александру Феодоровну с каким-то энтузиазмом, и был он им всем предан душевно. Ему, так сказать, надобно было влезть в душу людей, с которыми он жил, чтобы быть любезным, непринужденным, одним словом, самим собою.

Хотя он был как дитя при дворе, однако очень хорошо понимал, что есть вокруг него интриги, но пачкаться в них он не хотел, да и не умел. В 1826 году двор провел Великий пост в Царском Селе, также и часть лета. Потом все отправились на коронацию в Москву, и я Жуковского не помню. Лето 1828 года двор опять был в Царском Селе. Фрейлины помещались в большом дворце, а Жуковский в Александровском, при своем царственном питомце, и опять я с ним не сблизилась и даже мало его встречала. В 1828 же году Императрица Александра Феодоровна уезжала в Одессу, а Наследник и все меньшие дети остались под присмотром своей бабушки в Павловске.

Где был Жуковский, не помню. Только у обеденного стола Императрицы Марии Феодоровны (который совершался с некоторою торжественностью и на который всегда приглашались все те, которые только в придворном словаре значились особами) я его никогда не видела.