Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

Затем я рассказала Пушкину, что Государь мне говорил несколько времени тому назад. Он гуляет пешком по вечерам и проходил мимо Большого театра; было очень холодно, кучера грелись на площади вокруг костров и разговаривали. Государь их послушал и потом говорил: «Они мерзли и очень здраво рассуждали. Я нахожу жестоким держать их целый вечер, можно было бы отправлять их домой, между 8 и 12». Он прибавил: «Только тогда буду я счастлив, когда народ этот освободится от крепостной зависимости». Я отвечала ему: «Да услышит вас Бог, Государь, я ненавижу крепостное право».

На это мой муж и Пушкин сказали:

– Аминь.

На что Фикельмон сказал:

– Если б Государь уничтожил крепостное право почерком пера, начали бы кричать об абсолютизме, мера должна быть подготовлена, но она сложна, и это будет крупный экономический и аграрный переворот, народ еще так отстал.

Пушкин прервал его:

– Это было мнение Карамзина, но я его не разделяю. Государь гуляет по утрам и разговаривает с простым народом, часто эти люди даже не знают его, это крестьяне, приходящие на заработки в город, и он мне сказал, что здравый смысл и ум этих рабочих его поражают; этим путем он многое узнал про страну. Петр I нашел полезных людей в кузницах и на распутьях Москвы. Когда французский король заперся в Версале, он отделился от страны и от самой столицы своей, что было большой и опасной ошибкой, так как тогда ничего не слышно, а также не видно из окон дворца: стекла слишком толсты.

Все засмеялись, так как Пушкин среди серьезной беседы должен непременно сказать что-нибудь смешное. Затем он продолжал:

– Когда крестьянин более не будет под опекой, он разовьется; уверяю вас, что, если будут ждать, чтоб он был вполне цивилизован, его никогда не освободят, а страну все более и более будет развращать крепостничество – анахронизм.

Мой муж и Вяземский были его мнения, Пушкин продолжал:

– Вообще следует признать, что у государей плохие слуги и что делается все, чтобы скрыть от них истину. Я не за парламентаризм в России, а скорей за генеральные штаты, от времени до времени, но все преобразования должны ожидать освобождения крестьян – это пока единственная важная реформа, остальные придут после, в силу вещей.

Мой муж заметил ему, что главное назначение английского парламентаризма в настоящее время – контролировать министров и что английская аристократия одна имеет raison d’être (врожденный интеллект [фр.]), что она истинно послужила родине и совершила все преобразования. Он был в Лондоне, когда был внесен реформ-билль, и дух партий был так силен, что виг ни за что не женился бы на дочери тория, но он думает, что мало-помалу заносчивость эта уменьшится. Он говорит, что нищета там ужасающая, особенно в больших городах; Государь был тоже ею поражен. Потом я рассказала, что Государь говорил при мне об Англии и сказал: «Если б я не был Императором Всероссийским, я бы хотел родиться английским лордом; это прекрасное положение». Потом он прибавил: «Но я слишком люблю свою страну, я все же предпочел бы быть русским, даже русским крестьянином». На что я взяла смелость сказать ему: «Только не крепостным, Государь, вы забываете эту подробность». Он улыбнулся и сказал: «Нет, не крепостным, но однодворцем».

Мой муж показал Пушкину табакерку с портретом Императрицы Екатерины и рассказал ему, по какому поводу она ее пожаловала его отцу. Он был ротмистром в кавалергардах, командир полка послал его получать лошадей; по его возвращении Императрица пригласила его ужинать и заставила его рассказать себе все, что он видел, расспрашивала его о своем конском заводе, говорила о тех, которые находятся на юге, входила во все подробности и сказала ему наконец: «Вы мне кажетесь очень сведущим, я желала бы купить лошадей в Венгрии и Англии, надо ввести различные породы в России. Я слышала, что во Франции имеются прекрасные упряжные лошади, более сильные, чем мекленбургские. Я думаю, что это было бы очень полезно помещикам и крестьянам, особенно ввиду наших дурных дорог»[289]. Мой свекор ответил ей, что он имеет намерение жениться, так как проездом через Москву он встретил молодую девушку, m-lle Бухвостову, в которую влюбился, и что он надеется, что предложение его будет принято. Императрица воскликнула: «Да разве вам нужно более трех месяцев на ваше ухаживание? женитесь, и вы могли бы уехать потом, ваша молодая жена будет, может быть, рада видеть чужие края; кстати, я знаю ее родителей, она племянница князя Вяземского; говорят, что она очень хорошенькая и талантливая». Тотчас она вручила ему табакерку со своим портретом для его будущей невесты, говоря: «Надеюсь крестить вашего первого ребенка». Через неделю с Екатериной случился удар, от которого она умерла, и мой свекор, после похорон, имел горячий разговор с Павлом I, который терпеть не мог кавалергардский полк, и в то время многие офицеры вышли в отставку, потому что давали преимущество гатчинцам. Мой свекор тоже вышел в отставку, женился, поехал путешествовать и возвратился в Россию лишь после смерти Павла. Пушкин воскликнул: