Неизвестный Пушкин. Записки 1825-1845 гг.

– Я вижу, что это интересует Вечную Принцессу Жуковского, – сказал он. – Гёте спросил меня, что я думаю о «Страданиях Вертера» и о самом Вертере. Признаюсь, это меня смутило немного. Как в мои года высказать Гёте мнение о его книге! Но он настаивал, и я сказал, что Вертер показался мне слабохарактерным человеком, мнящим себя сильным, и что, может быть, Шарлотта была бы несчастна с ним, потому что она была женщина, желавшая и уважать, и любить в одно и то же время, и это чувство облагораживало ее. Представьте, что Гёте был очень доволен моим ответом. Он рассказал нам, что в Ветцларе он знал всех действующих лиц этого романа, что Вертер – это некий Жерузалем, судя по имени, должно быть, еврей; он познакомился с ним в маленьком городке. Шарлотта была дочерью некого господина Буффа. Она имела большой успех в Ветцларе, все за ней ухаживали, не исключая и Гёте. Сестра говорила мне, что он в совершенстве описал жизнь немецких буржуа того времени; в Германии и до сих пор живут с той же патриархальной простотой. Я сказал Гёте, что меня именно очень заинтересовало описание этого общества. Сестра сказала мне также, что Гёте был влюблен в Шарлотту, но уступил ее своему другу Кестнеру, бывшему тогда уже ее женихом, а сам уехал во Франкфурт, потому что не хотел жениться на Шарлотте. Иные думают, что Жерузалем лишил себя жизни от любви к m-me Кестнер, а иные, что от любви к другой даме. Это был слабый, романтичный характер; он заинтересовал Гёте как тип. Гёте с самых молодых лет был так наблюдателен, что ничто не ускользало от него. Мне нравится больше всего в его романе описание характеров, даже наименее поэтических, и описание жизни немецкого общества. Гёте говорил при мне, что он никогда не думал выставлять самоубийство интересным и что он считает самоубийство малодушием. Я был совершенно согласен с ним. Не его вина, если Вертеру подражали и если были настолько сентиментальны и романтичны. Он именно дал в Шарлотте тип женщины с сердцем и нисколько не романтичной, тип добродетельной женщины не только доброй и благородной, но вместе с тем очень остроумной и веселой; она остается верна своему жениху и вообще гораздо выше Вертера.

– Говорят, что Шарлотта любила Гёте, – сказал Жуковский, – но не хотела отказывать Кестнеру, так как она его знала раньше Гёте, который был очень дружен с ним. Но Шлегель мне говорил, что Гёте никогда не женился бы на ней; у него тогда еще не было ни малейших матримониальных наклонностей.

Государь улыбнулся:

– И он очень хорошо сделал, что уехал из Ветцлара и написал свой роман, взяв героем этого Жерузалема, которого он близко знал и на которого сам нисколько не похож. Я не думаю, чтобы Гёте был когда-нибудь сентиментален и романтичен, это не в его духе. Он уже с самых молодых лет был слишком серьезен.

– Мария Павловна знала мать Гёте и очень уважала ее, – сказала Императрица. – Гёте сохранял к своей матери теплые чувства, но в последние годы редко видал ее. М-me Гёте обожала своего сына и всегда предсказывала, что ее Вольфганг будет знаменит; она была оригинальная женщина, с природным умом, с Mutterwitz (смекалкой [нем.]), но она мало читала. Сестра Гёте была замечательная женщина, но очень несчастная. Гёте искренно любил ее, и она была ему предана.

Жуковский. Он говорил мне, что смерть сестры была одним из величайших несчастий его жизни. Но у него была натура не экспансивная, он не часто говорил о том, что чувствовал.

Императрица. Отец Гёте был настоящим деспотом в семье. Он не хотел, чтобы его сын писал, а дочь он мучил постоянно; это был ein alter Zopf (пережиток прошлого [нем.]). Он восхищался Готшедом гораздо больше, чем сыном.

– Гёте обвинили, – сказал затем Государь, – в том, что он был слишком холодным, потому что у него была очень холодная и серьезная внешность. Моя сестра, Мария Павловна, нам говорила, что Гёте во всю жизнь любил серьезно только двух женщин: мать и сестру, а все остальные отношения были лишь поэтическими приключениями.

– Однако одно из таких поэтических приключений окончилось женитьбой, – заметила Императрица.

– Правда, – ответил Государь, – но он никогда не терял голову из-за женщины, в противоположность лорду Байрону, у которого поэтические приключения были иногда и продолжительнее. А я все-таки убежден, что Байрон помирился бы с женой, если бы она согласилась на это. Он был привязан к своему ребенку, но голова его вечно пылала.

Жуковский. А голова Гёте всегда была спокойна, это видно по его лицу.

Государь. В нем много благородства. Александра Осиповна[148] и Пушкин правы, говоря, что у него голова Юпитера Статора.

Виельгорский спросил Его Величество, говорил ли Гёте о политике. Государь рассказал, что раз великая герцогиня Веймарская высказала очень практичный взгляд: «Константинополь должен быть свободным городом, как Франкфурт». На это Гёте ответил: «Я того же мнения, греки им владели и потеряли его, а настоящая Греция – в Афинах».