Неизвестный со станции Титлин

Почему-то эта новость даже обрадовала Хартли. Нет, он совершенно не был рад тому, что Верчеенко должен был погибнуть в скором времени, чтобы жили все остальные. Он скорее в душе радовался, что это не Корвин, с которым он практически сроднился за последние полтора года и не Ифран, который был ему искренне симпатичен. Верчеенко не вызывал у него никаких эмоций. Где-то в глубине души, так глубоко, что он никогда бы не признался даже сам себе, Хартли надеялся, что это будет Верчеенко. Однако он лишь кивнул, что скорее обозначало, что информация дошла до слушателя, а одобрение.

– А где Алекс?

– Он решил его проводить, – Кастор обернулся и посмотрел на возвышающуюся над ними станцию.

Корвин и Верчеенко уже, наверное, подходили к входу. Тому входу, который он недавно гипнотизировал. Туда, где лежал труп Акайо. Он вдруг подумал: «Интересно, догадывались ли они, когда создавали АСУПИ, что, в конце концов, она убьет одного из них?» Вопрос ответа не имел.

– Пора собираться и уходить, – сказал Ифран. – У нас не так много времени.

88.

Всю дорогу Верчеенко молчал, а Корвин и не собирался выводить его на разговор по душам. Честно говоря, он не то, чтобы решил проводить друга в последний путь: он просто опасался, что тот в последний момент, что называется, «даст заднюю». Этого нельзя было допускать.

Верчеенко же, как будто смирился со своей участью, шагал к двери, которую упорно помогал удерживать Хартли полтора часа назад. Единственное, что выдавало его нервозность – то, что он неустанно крутил спасительный браслет на своем запястье. Браслет, который больше ему не понадобится.

Корвин старался идти рядом с ним, а не за ним. Когда он смотрел в спину Олегу, у него складывалось впечатление, что он ведет его на казнь. Роль экзекутора ему была не по душе. Когда же он шел с ним бок обок, казалось, что он сопровождает того в последний путь, как последний товарищ.

Солнце, клонясь ко сну, ушло сильно на запад, и солнечные лучи, которые все же умудрялись продраться сквозь силовое поле, нещадно били тусклым светом прямо по глазам. Очки никто из них взять с собой из погибающей станции не додумался. А солнце преследовало их, пока они не зашли в размашистую тень от станции Титлин. Здесь было прохладней и тише.

– Ты думаешь, я сбегу? – вдруг спросил Верчеенко.

– Нет, – соврал Корвин.

– Думаешь ведь, – вздохнул тот. – Зачем же еще вызвался со мной идти?

– Может, потому что долгое время с тобой работал? Ты об этом не думал?

Верчеенко остановился за несколько метров до входа.

– А знаешь что? – он взялся за браслет, который долго теребил до этого, пережал чуть выпирающую защелку, и браслет раскрылся, как наручник. – Возьми его, – он протянул его Корвину. – У меня не будет соблазна сбежать. Без него я все равно не выберусь.

– Зачем… – начал было Корвин, но Олег уже всунул ему в руки кусочек металла.

– И знаешь, я сам это сделаю…

– Что?

– Запечатаю двери, – он кивнул на вход. – Ты же сам хотел это сделать, не так ли? Как только я туда войду. Чтобы я не сбежал. Нет… не отрицай. Я тебя прекрасно понимаю. Ты считаешь меня трусом, лжецом, вором, нарциссом. Ты ни разу не назвал меня ни другом, ни коллегой. Сначала я был наставником, а потом просто ненужным придатком.

– Олег…

– Не нужно отрицать очевидное, – улыбнулся он. – Я выезжал на твоих идеях и твоих работах. Ты мне давал это делать. Спасибо тебе и на этом. Мы сотрудничали: ты создавал, а я делал рекламу и раскручивал бренд изобретениям, которым раскрутка была не нужна. Я тебе не друг, потому что мы никогда не дружили – мы были соперниками. И я тебе не коллега, потому что ты работал один, иногда используя мое имя и посвящая меня в подробности. Даже АСУПИ… Я и на треть не представляю, как она работает…

Корвин глубоко вздохнул.

– Так ведь не всегда было, Олег…

– Да, я пытался, я изобретал, я штудировал учебники, я не спал ночами, стараясь вникнуть в то, что с трудом оседало в моем мозгу, – он начал говорить громче. – Я вкладывал столько времени и сил, чтобы хоть на пядь выбиться вперед остальных, чтобы почувствовать себя лучшим, умнейшим, чтобы проложить дорогу в будущее, увековечить свое имя.

– Так и что тебе мешало?

– Моцарт, – выкрикнул Верчеенко. – Моцарт, – повторил он потише. – Я, как долбанный Сальери, нашел своего Моцарта. Он оказался моложе, талантливей, умнее меня. Ему не нужно было столько времени и усилий, чтобы постичь то, что я постигал годами без сна и отдыха. Разве это честно? Разве справедливо? И что мне оставалось делать? Я не мог с тобой тягаться. Поэтому я начал присваивать. Но и тут ты оказался на шаг впереди… Лис и Енот… Смешно и символично…

– Олег…

– АСУПИ, открой дверь.

Ворота дернулись в сторону, скрывшись в стене.

– Вот только не думай, что это покаяние, последнее слово. Я не собираюсь извиняться. Я не собираюсь просить прощения. Я просто хочу, чтобы ты знал…

Он сделал шаг к Корвину и обнял одной рукой. Корвин опешил от неожиданности. Он неуверенно похлопал по спине Олега. Тот, наконец, отпустил его. Он поднял голову вверх.