Вдруг он почувствовал, как его лодыжку обвили сильные пальцы и потянули вниз. Он повис на краю порога. Пришельцы пытались сдернуть его, чтобы начать свою расправу. Корвин быстро вытащил один из тех магазинов, что он прихватил с собой и, развернувшись, три раза выстрелил в голову соперника. Хватка ослабла. Он втянул ногу и развернулся, чтобы закрыть за собой дверь. На него уже летел очередной пришелец, додумавшийся также оттолкнуться от стены. Корвин выстрелил, и бесчувственное тело, долетев до края двери, с силой ударилось о порог и, оставив несколько капель густого желе на двери, повалилось на своих соплеменников. Корвин высунулся из проема и схватился за дверную ручку. Двое пришельцев уже держались за порог, пытаясь подтянуться внутрь.
Он с силой дернул на себя дверь. Никакого болезненного воя не послышалось, хотя один из них рухнул на землю, оставив за дверью свой палец, а второй все еще висел. Он наступил второму на пальцы и сделал один точный выстрел. Пуля вошла точно в центр между трех глаз. Оранжевый огонек поблек, будто внутри головы пришельца отрубили электричество.
Корвин с силой захлопнул дверь и оказался в кромешной темноте. На чужой планете. В чужом мире. Один.
«А легких путей я не ищу» – мысль на мгновение остановилась у него в голове и снова запустилась пинбольным шариком. – «Твою мать… Твою мать… Твою мать…»
97.
– Что делать, Ифран? – Хартли пытался успокоить сына, который, казалось, до сих пор не мог поверить, что оказался в ловушке за каких-то несколько сотен метров до свободы. Однако сам Хартли совершенно не мог успокоиться.
– Я понятия не имею… – Ифран мотал головой из стороны в сторону. – Смирнов ничего не говорил… как он…
– Это – что? – отозвался Кастор. – Тоже ваш протокол «Клетка»?
– Протокол «Клетка» – призван оберегать внешний мир от станции Титлин, – пытался собраться Ифран. – Я понятия не имею, что здесь делает минное поле.
– Поле? – Кастор посмотрел в сторону силового поля. – То есть там нас ждут мины? – вдруг он осекся. – А, возможно, мы уже стоим посреди минного поля? Просто фартовыми оказались…
Ифран и Хартли переглянулись. Шотландец осторожно подошел к сыну и обнял его. Питер, казалось, ушел куда-то глубоко в себя. Его глаза испуганно смотрели в одну точку где-то посреди силового поля, а нижняя челюсть панически дрожала, готовясь перейти к мучительным всхлипам. Хартли пытался успокоить сына хотя бы своим присутствием.
– Все будет хорошо, – простонал он сквозь зубы, что совершенно не добавляло мужества мальчику. – Все будет хорошо, Питер. Я никуда не уйду.
За спиной слышались крики людей и странный булькающий звук вроде дельфиньей трели. Пришельцы приближались. Они растеклись по всему периметру леса, кинувшись вразноброс за своей добычей. Некоторые уже, возможно, проскочили их, другие полетели в другую сторону. Но остались и те, кто бежал вслед за ними по пятам, убивая все на своем пути.
– Нужно что-то придумывать! – рявкнул Хартли. – Питер здесь не останется!
– Уэлен! – попытался успокоить его Кастор. – Мы понятия не имеем ни что там за мины, ни как их обезвреживать, ни как пробираться дальше!
Хартли хотел ему что-то ответить, даже подыскивал наиболее грубые слова, как лес озарился нечеловеческим криком.
Метрах в тридцати позади них фигура в рваной, грязной, нелепой военной форме, держа в руках один из тех шокеров, которые помогли им выбраться за стены станции, без устали била одного из пришельцев током. Выглядело это как охота пещерного человека на миниатюрного странного мамонта. Он придавил пришельца к дереву, пропуская через его организм ток. Коричневое тело судорожно дергалось и заливалась монотонным криком, который больше походил на ответную реакцию на ток, чем на предсмертный крик боли, будто у пришельца с каждым разрядом клинило мышцы, отвечающие за мерзкие оглушающие визги.
– Да, когда же ты уже сдохнешь! – выкрикнул человек.
Тело дергалось и верещало. Тогда солдат отпустил шокер, ослабевшее тело рухнуло на землю. Он с силой ударил его ногой, потом еще раз добавил ручкой шокера.
– Так-то! – вскинул он руки к верху, как боксер-победитель.
Он сделал несколько шагов к ним на встречу. Ифран и Кастор, наконец-то, признали в нем непослушного солдата Лунина. Тот, будто бы только заметив, их с трудом выкрикнул.
– Стойте! Не ходите туда! Там! – вдруг его взгляд перескочил на Питера Хартли, который напряженно, боясь даже дышать, как по струнке стоял на одном месте. – Минное поле… – скорее уже самому себе добавил Лунин.
98.
Тьма и тишина молниеносно окружили Корвина. Казалось, он даже мог их осязать, вдыхать их запах сгоревшей, перегнившей проводки. Тьма и тишина. Корвин чувствовал их между пальцев, лицом, даже кончиком языка. И они чувствовали его: его неровное дыхание, его страх, его путающиеся мысли. Они были им, они сливались с ним, проникали внутрь него, оседая на донышке желудка первобытным страхом.