Наш сверхзвуковой истребитель постоянно усовершенствовался. Его боевые возможности увеличивались. Но все это происходило за счет установки дополнительного оборудования, увеличения запаса топлива и наружных подвесок разнообразного вооружения. Взлетный вес машины все увеличивался, а основные колеса оставались прежними. Мы не могли увеличить габариты отсека крыла, куда убиралась нога с основным колесом. Какое-то время нам удавалось уговаривать НИИ шинной промышленности разрешать эксплуатацию колес с увеличенной нагрузкой. Я помню, что ездил с ведущим конструктором нашей бригады шасси Сверчевским поэтому поводу в Ярославль на шинный завод. Однако случаи разрушения авиашин из-за проколов, порезов и потертостей продолжались.
Пара Су-7Б взлетала с полным запасом топлива и максимальной боевой нагрузкой на форсаже. Когда ведущий на середине полосы уже оторвал переднюю ногу, разлетелась шина правой основной ноги. Его самолет осел на правую сторону, и из-под разрушающегося правого колеса вырвался сноп ярких искр. Через мгновение самолет вспыхнул. Ведомый разбегался одновременно, находясь справа и сзади. Но когда он увидел, что командир прекратил взлет и горит, нервы его не выдержали. Он со всей силой нажал на тормоза, и обе шины его основных колес слетают. Вращающиеся детали колес от удара о бетон разрушаются, и их разлетающиеся куски пробивают нижние панели топливных отсеков крыла. Керосин под давлением наддува выбрасывается на раскаленные детали ног, которыми самолет скребет по бетону, и воспламеняется. Два огромных факела горели в конце полосы. Кресла летчиков тогда не давали возможности катапультироваться с нулевой высоты, а сами выбраться из горящих машин они не смогли. Оба пилота погибли, и самолеты сгорели.
Мы даже начали прорисовывать броню на нижней поверхности топливного отсека крыла в зоне возможного разлета кусков деталей основных колес. Подсчитали величину увеличения веса конструкции самолета. Но Николаю Григорьевичу Зырину удалось вдохновить наших шассистов, и они сумели втиснуть в крыльевой отсек шасси новое колесо увеличенных размеров со значительно большей допускаемой нагрузкой. В воинских частях усилили контроль за состоянием и износом авиашин. Разрушения авиашин прекратились.
Глава 8
ТИХООКЕАНСКАЯ ВОЗДУШНАЯ БАЗА
Была прекрасная дальневосточная осень 1959 года. Я продолжал представлять каркасные бригады ОКБ Сухого на серийном авиазаводе в Комсомольске-на-Амуре. Особых проблем с производством нашего Су-7 не было, и наш руководитель Василий Зименко улетел в Москву, оставив меня за старшего.
Помимо ежедневной работы с новой техдокументацией по машине мне пришлось читать всю секретную почту, приходившую к представителю Генерального конструктора. Я отвечал на письма, подписывал решения и перечни мероприятий, звонил по ВЧ в Москву и согласовывал важнейшие решения.
Однажды за обедом старший военпред завода сообщает мне, что в полку на аэродроме Воздвиженка, куда мы перегоняли наши самолеты, состоится первый вылет на Су-7 командующего 2-й Особой Дальневосточной воздушной армии и его заместителя. Сегодня это 11-я воздушная армия Дальневосточного военного округа. На этом очень важном мероприятии должны присутствовать представители завода-изготовителя самолета и ОКБ. А вдруг возникнут какие-то проблемы с самолетом, появятся вопросы у командующего.
Он возглавит делегацию завода. Полетят еще старший летчик-испытатель завода и начальник отдела эксплуатации. В качестве представителя ОКБ предлагается полететь мне. Мою кандидатуру они уже согласовали с Москвой. А в Хабаровске к нам присоединится летчик-инспектор ВВС из Москвы. Вылет завтра в 9 часов утра на армейском Ли-2. Вечером я позвонил по ВЧ в ОКБ, где мне подтвердили необходимость моей отлучки с завода. Оставил старшего представителя вместо себя и утром был на заводском аэродроме.
Видавший виды Ли-2 с красными звездами выполнял различные задания и перевозил важные грузы. Сейчас он тоже вез ящики с деталями, полученными на заводе, для доработок наших самолетов. Вдоль бортов для пассажиров были скамейки. И только у самой кабины летчиков было установлено два пассажирских кресла.
Взлетели. Командир экипажа, молоденький старший лейтенант, с левого кресла пилота объявил: «Садимся в Хабаровске». Лететь было больше часа, я был четвертым, и сразу кто-то предложил расписать «пулечку». Я уже чувствовал себя обученным игре в преферанс и смело согласился. Столиком служил фанерный ящик с деталями, лежащий посередине между скамейками. Только мы вошли во вкус — садимся. Зарулили на стоянку. Выходим. Тишина зеленой окраины военного аэродрома Хабаровска. Рядом лужайка с мягкой травой. Пока наш старлей бегал к руководителю полетов узнать обстановку, мы расположились на травке и продолжили нашу игру.