Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Такая работа была проделана в процессе подготовки материалов к публикации. Все письма публикуются в выборочной форме по современным правилам орфографии и пунктуации. Раскрытия сокращенных слов, имеющих единственно возможное прочтение, не оговариваются. Восстановленные слова и части слов как предположения заключены в угловые скобки.

«Бедные дают взаймы , а богатые дают советы»: Переписка В.Н. и ИЛ. Буниных с Ильей Троцким

После окончания Второй мировой войны русская эмиграция в Западной Европе влачила жалкое существование. Большая часть из переживших войну литераторов заметно одряхлела и обнищала. В Париже — единственном культурном оазисе русского Зарубежья в Старом Свете, — обещанная возможность вернуться на Родину крайне обострила отношения между различными группами эмигрантов.

Эмиграция, и ранее не отличавшаяся единством, оказалась в годы войны расколота еще в большей степени — значительная ее часть поддержала нацистов, рассматривая Гитлера как освободителя России от большевистского ига. Среди тех, кто в той или иной форме сотрудничал с нацистами или открыто высказывался в их поддержку, оказались не только крайне правые политики и публицисты, но и вполне респектабельные фигуры русского Парижа, такие как танцовщик и коллекционер Серж Лифарь, писатели Иван Шмелев, Илья Сургучев <Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, художник и историк искусства Александр Бенуа, философ Борис Вышеславцев. Список далеко не исчерпывающий. Другая часть политически активной эмиграции стояла на оборонческих позициях, если не позабыв, то на время спрятав свои разногласия с советской властью. Немало эмигрантов приняло участие в движении Сопротивления.

Эмигрантский «пейзаж» после освобождения Франции выглядел не слишком радостно: численность эмиграции существенно сократилась, а моральный кредит заметно упал. В нацистских лагерях погибли сотни русских евреев-эмигрантов; сотни эмигрантов покинули страну. Немало видных деятелей эмиграции разной политической ориентации умерли в годы войны по естественным причинам, в том числе лидер либералов П.Н. Милюков, <...> писатель Д.С. Мережковский и многие другие³.

Если в межвоенную эпоху, несмотря на политические антагонизмы и расслоения, острые споры и дискуссии, конфликты и раздоры, внутри беженской русской интеллигенции все-таки сохранялось понятие общности и единства судьбы, принадлежности (со всеми разумеющимися поправками и оттенками, партийными и индивидуальными вариациями) к одному антибольшевистскому лагерю, то послевоенная реальность привела к полной и окончательной идеологической поляризации. «Пробным камнем», как и в прошлые годы, было отношение к Советскому Союзу, но теперь само это отношение приобрело крайне амбивалентный характер. С одной стороны, в СССР видели страну-участницу антигитлеровской коалиции, сыгравшую столь важную роль в разгроме нацизма, с другой — оплот тоталитарного режима и угрозу для западных демократий⁴.

В 1945 году перед русскими изгнанниками-«оборонцами» встал вопрос о смысле существования эмиграции: если они оказались по одну сторону с советской властью, не пора ли если не признать ее правоту, то поискать точки соприкосновения? <...>

В этом отношении знаменательным событием в жизни парижской эмигрантской колонии был <...> визит группы писателей и общественных деятелей в советское посольство. <...> Посольство 12 февраля 1945 г. посетили девять человек. Два адмирала, бывший командующий Балтийским флотом и военно-морской министр Временного правительства Д.Н. Вердеревский и М. А. Кедров, в 1920 г. командующий флотом и начальник морского управления в правительстве П.Н. Врангеля, были приглашены по настоянию посла. Кроме них, были В.А. Маклаков, A. С. Альперин, А.А. Титов, М.М. Тер-Погосян, Е.Ф. Роговский, B.Е. Татаринов и А.Ф. Ступницкий⁵.

Прием прошел в приподнятой и весьма дружелюбной обстановке. Однако в эмигрантской среде затем начались жаркие дискуссии на тему «Что делать?» и «Как в нынешних условиях бытия позиционировать себя по отношению к Москве?», сопровождавшиеся ссорами, громкими скандалами и взаимными обвинениями. Даже всегда дистанцирующийся от эмигрантских «разборок» аполитичный:

...В. В. Набоков отправил В. М. Зензинову текст, который тот не без оснований назвал стихотворением в прозе. <...>

Остается набросать квалификацию эмиграции.

Я различаю пять главных разрядов.

Люди обывательского толка, которые невзлюбили большевиков за то, что те у них отобрали землицу, денежки, двенадцать ильфпетровских стульев.

Люди, мечтающие о погромах и румяном царе. Эти обретаются теперь с советами, считаю, что чуют в советском союзе Советский союз русского народа.

Дураки.

Люди, которые попали за границу по инерции, пошляки и карьеристы, которые преследуют только свою выгоду и служат с легким сердцем любым господам.

Люди порядочные и свободолюбивые, старая гвардия русской интеллигенции, которая непоколебимо презирает насилие над словом, над мыслью, над правдой⁶.