Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Против Зеелера выступили В.Н. Бунина, Л. Зуров, В. Варшавский и др. из числа не принявших советское гражданство. «За» исключение в результате проголосовала половина: 26 человек («против» 24, двое воздержались). По уставу, для исключения из Союза нужно было набрать 2/3 голосов, но руководство Союза в данном случае сочло достаточным принятие решения «простым большинством» (тоже сомнительным). Вслед за этим, чтобы соблюсти формальности, на собрании 22 ноября 1947 г., когда председателем был избран, после смерти П.Н. Милюкова, Борис Зайцев, поддержавший предложение Зеелера, в устав были внесены изменения, узаконившие принятое решение. После чего из Союза вышли Г. Адамович, В. Андреев, А. Бахрах, В. Бунина, В. Варшавский, Г. Газданов, Л. Зуров, А. Ладинский, Ю. Терапиано, Н. Тэффи... Вскоре, 11 декабря, оставил Союз Бунин²².

Старый друг Бунина Борис Зайцев²³ сообщал по этому поводу М.С. Цетлиной 20 декабря 1947 г.:

...на общем собрании Союза нашего²⁴ прошло большинством двух третей голосов (даже более) добавление к Уставу: советские граждане не могут теперь быть членами нашего Союза. Это вызвало некоторый раскол. С собрания ушли 14 человек в виде протеста, среди них Сирин, Зуров²⁵ и Вера Бунина. Позже еще <и другие — М.У.> к ним присоединились — в общем мы приняли 25 отказов. Среди ушедших оказался и Иван Бунин. Единственно это было для меня тягостно — за него. Ночь я не спал. Считал: действие его — предательством — мне²⁶.

Формальным поводом для ухода Бунина из Союза послужило выдвинутое им обвинение нескольким членов Союза в сотрудничестве с нацистами. Как вспоминал Борис Зайцев,

В эмиграции в это время начался разброд. «Большие надежды» на восток, церковные колебания, колебания в литературном, даже военном слое. Все это привело к расколу. Некоторые просто взяли советские паспорта и уехали на этот восток. Другие заняли позицию промежуточную («попутчики»).

Странным образом мы оказались с Иваном в разных лагерях — хотя он был гораздо бешенее меня <в своем неприятии Советов — М.У.> в этом (да таким, по существу, и остался...). Теперь сделал некоторые неосторожные шаги. Это вызвало резкие статьи в издании, к которому близко я стоял. Он понял дело так, что я веду какую-то закулисно-враждебную линию, а я был именно «против» таких статей. Но Иваново окружение тогдашнее и мое оказались тоже разными, и Ивану я «не» сочувствовал. Прямых объяснений не произошло, но он понимал, что я «против»²⁷.

Под: Иваново окружение тогдашнее и мое оказались тоже разными, — следует, видимо, понимать две основные послевоенные группы парижских эмигрантов — сочувственно относившихся к СССР как к стране, победившей фашизм, и выступавших против любых контактов с Советами, исходя из принципа «от худого семени не жди доброго племени».

Печатным органом послевоенных «обновленцев» являлась поддерживаемая французским и советским правительством²⁸ газета «Русские новости» (1945-1970), первый редактор и основатель которой А.Ф. Ступницкий²⁹ был в свое время правой рукой Милюкова, а сотрудниками — ведущие некогда авторы газеты «Последние новости» — Г. Адамович,

А. Бахрах, И. Бунин, А. Даманская, Л. Зуров, Н. Кодрянская, Н. Рощин, В. Татаринов, Н. Тэффи, А. Ремизов и др. — по сути, все первые имена эмигрантской литературы.

На фоне бытовавших в эмиграции просоветских и репатриантских настроений «непримиримыми», в противовес «Русским новостям», была основана газета «Русская мысль» (1947-2000), первый редактор и один из ее основателей которой В.А. Лазаревский 3 мая 1947 г. в своей редакционной статье так выразил морально-политическое кредо «Русской мысли»: «Смирение перед Россией, непримиримость к советчине»³⁰.

В первые годы своего существования «Русская мысль» предоставляла свои страницы в основном литераторам, сотрудничавшим до войны в гукасовском «Возрождении» — Б. Зайцев, В. Зеелер, С. Яблоновский, И. Шмелев, Г. Иванов, И. Одоевцева и др., закрепив таким образом новое идеологическое размежевание эмигрантского сообщества.