Нехитрая игра порока

«С чего это я решила, что некому помочь несчастному калеке? И почему несчастному? Все в порядке у него с обслуживающим персоналом, как оказалось. Во всех смыслах!» – Я злилась лишь на себя. Минутная вспышка нежности, близость лиц, когда смешивается дыхание, странные слова Макса там, в садовом сарайчике, стали казаться чем-то нереальным, будто и не было этого никогда. А прошло менее суток! «Да, и за это время я дважды осиротела!» – напомнила я себе. Решив, что сегодня в квартиру Карима должна попасть обязательно, я завернула в свой двор.

…Бабушка говорила, что мы живем в дворянском гнезде. Мне, малышке, едва научившейся складно составлять предложения, но уже знавшей, что гнезда вьют на деревьях птицы, казалось это смешным. Бабушка, глядя на меня, тоже ласково смеялась, но при этом упорно рассказывала одну и ту же сказку. «Ты мне не веришь, Асенька, да? А между тем маленькая девочка, в комнате которой живете вы с мамой, существовала на самом деле. И звали ее Адель. Аделина… Жила она только с папой, который обожал свою малышку, баловал ее новыми игрушками и сладостями…» «Так же, как мама обожает меня?» – спрашивала я и заливалась счастливым смехом. «Да-да, именно…» Бабушка рассказывала, какой Адель была послушной, как любила читать детские книжки и училась играть на фортепиано. И всегда добавляла, что я, если буду стараться, вырасту такой хорошей девочкой. О том, что весь этот дом когда-то принадлежал далеким предкам бабушки, я узнала лишь после ее смерти. И среди них на самом деле была и девочка по имени Аделина.

Наше «дворянское гнездо» было столь мало, что квартира отчима, куда мы переехали сразу же после их с мамой свадьбы, показалась огромной. Выбрать комнату мне разрешили первой, я сразу же заняла угловую с балконом. Мама с улыбкой посмотрела на Карима, тот пожал плечами. Как оказалось, именно эту спальню они рассматривали под детскую. Став взрослее, я не реже раза в полгода самостоятельно передвигала мебель, не трогая лишь пианино – оно прекрасно вошло в нишу, где когда-то был стенной шкаф. Узкая балконная дверь практически всегда была закрыта плотными шторами: мне казалось, так уютнее. К тому же утреннее солнце летом палило нещадно, мешая мне спать. А задержаться в постели до полудня я была никогда не прочь. После того как к нам чуть позже переехала бабушка, мне досталась ее кровать с тугой панцирной сеткой и витой металлической спинкой. Она была шикарна! На высокое ложе мама уложила перину, бабушка же подарила связанное ею ажуром из хлопковых ниток покрывало. Первое время я боялась даже присесть на эту кипенно-белую роскошь. Мама тоже очень бережно относилась к этому шедевру ручной работы, аккуратно складывая его по вечерам на один из двух дубовых стульев, что она приставляла спинками к кровати: боялась, что, ворочаясь во сне, я упаду на пол.

Мне казалось, ребенком я исследовала всю квартиру, оставаясь дома одна или с бабушкой, которая много времени проводила на кухне. Никто не запрещал мне осматривать ящики бельевого комода в гостиной или письменного стола в кабинете. В комнате бабушки мне тоже было доступно все: шифоньер и этажерка, а также большая тумба под телевизором. Но в спальне мамы и Карима стоял книжный шкаф, всегда запертый на ключ. За стеклом были видны лишь корешки книг, и я понять не могла, что же там хранится такого запретного. И лишь после смерти мамы Карим показал мне, в каком из томов собрания сочинений Чехова он сделал тайник: там хранились подаренные им маме эксклюзивные золотые украшения. Но в то время тайник был уже пуст. Карим все продал: содержание в пансионате, где мама периодически проводила по нескольку месяцев в последние годы жизни, стоило дорого…

«А этот тайник в томике Чехова мог быть не единственным!» – Эта мысль пришла мне в голову, когда я с чашкой кофе в руке вошла в спальню, где ночевала Ольга. И натолкнули меня на эту мысль стопки книг, до сих пор лежавших на полу. Вор рылся в книгах, значит, наверняка знал, что конкретно ищет. Если ему было известно о маминых украшениях, то почему он не знал, что они проданы? Кем бы ни был воришка, он знаком с Каримом. Близко знаком! Неужели у отчима были друзья и среди цыган? Зная его общительность, можно предположить и это. Но цыган ли убил его и Гиржеля?

Я посмотрела на часы и поняла, что опаздываю. До начала урока оставалось двадцать минут.

* * *

Незаметно пролетело время до вечера. На редкость плодотворно прошли уроки в выпускных классах: то ли поумнели все разом, вспомнив о грядущих полугодовых тестах, то ли заметили, что я слегка неадекватна. Сразу освободить голову от мыслей о случившемся не удалось, поэтому поначалу я раздала распечатки с заданиями прошлогодних тестов и, отвернувшись к окну, молча наблюдала за работой дворника. В классе стояла тишина. На академически часовой тест в лицее обычно давалось двадцать минут. В этот раз большинство сдали распечатки раньше. Заподозрив, что объяснение этому простое – интернет им в помощь, – я вызвала не самых сильных к доске. К моему удивлению, они решали задачи самостоятельно.