Нехитрая игра порока

– Не нужно вам этого делать, Ася! – Фирсов больно схватил меня за плечи и вернул в вертикальное положение.

– Что там? – прошептала я, уже догадавшись, что именно на этом месте был убит Карим.

– Пойдемте! – не ответив, Фирсов подтолкнул меня к выходу. – А вы больше ничего от меня не скрываете, Асия Каримовна? – уже в прихожей вдруг задал он вопрос, глядя на меня с подозрением.

– Нет, – я вышла на лестничную площадку и, не оглядываясь, стала подниматься в квартиру Барковских.

– Ну-ну, посмотрим. А куда это вы направляетесь? – Обогнав меня на три ступени, он преградил мне путь. – С Соней я разберусь сам. Вы со своей медвежьей прямотой опять ляпнете что-нибудь этакое… А я с вашей подругой хочу прожить долгую счастливую жизнь.

– Вот так, прямо и долгую? – уже привычно не обращая внимания на его хамство, с насмешкой выдала я. Хотя поверила сразу.

Да, так бывает, я знала. Встретившись, Карим и мама с первых секунд поняли, что не расстанутся никогда. Они говорили об этом с такой нежностью, что усомниться было невозможно. Я, только бросив взгляд на Юренева, входящего в класс, обрела уверенность, что он – тот самый… И не важно, что он сел за парту с Корецкой…

– Ася, поднимись ко мне, – услышала я голос Сони, поднырнула под вытянутую к стене руку Фирсова и побежала наверх. – Вы тоже, Иван Федорович. Сейчас подъедет отец, нужно обсудить похороны.

Я никогда раньше не задавалась вопросом: Карим и полковник Барковский – друзья? Отчим был старше наших с Соней отцов на одиннадцать лет. К тому же что могло быть общего у военного и художника? Мне было известно, что Осип Семенович совсем даже не ценитель живописи. Соня, тоже делившая картины по принципу «нравится – не нравится», часто повторяла, что в этом она в отца. На выставках современных художников, куда Карим нам брал пригласительные билеты на двоих, она скучала, а то и откровенно раздражалась, глядя на искривленные воображением живописца лица и странного вида конструкции на выставочных подиумах. Часто наши походы заканчивались в первом же зале, мы перебирались в ближайшее кафе, где Соня заедала стресс от увиденного пирожными. На вопрос ожидавшего нас дома Карима: «Какое впечатление, девушки, от Ключникова (Кирсанова, Шараповой…)», Соня неизменно честно отвечала: «Не впечатлил(а)!» Я лишь молчала – признаться, что и я не вижу смысла в такой живописи, мне было стыдно…

И тем не менее Барковский и Карим находили-таки темы для разговора, уединяясь в кабинете полковника. Сейчас я подумала, что тема у них была одна – общее прошлое в девяностые.

– Ася, о чем задумалась? – Соня, успев накрыть на стол к чаю, нарезала тонкими ломтиками фруктовый рулет. Фирсов стоял у окна в любимой, как я уже поняла, позе – скрестив на груди руки.

– О наших отцах и Кариме. Что их связывало? Всех троих? Только то, что были в одно время в Чечне?

– Не только, Асия Каримовна, – Фирсов повернулся к нам. – Еще общая тайна и ненависть к одному человеку.

– Вы о ком?

– О Павле Петровиче Юреневе. Но я думаю, Осип Семенович сам расскажет об этом. Тем более что все фигуранты той истории мертвы. Речь идет о предательстве.

– О каком предательстве?

– Так Юренева же.

– Даже если что-то и было – он погиб десять лет назад, уже все забылось наверняка.

– Забылось? Вот вы, Асия Каримовна, почему не простили Максима? За ту давнюю историю на выпускном? Насколько мне известно, вы любили друг друга. Пусть он совершил подлость, оправданий нет. Но сейчас Макс слеп и нуждается если не в помощи, то уж во внимании точно. Или пусть живет как может?

– Откуда вы…

– Знаю о Юреневе? Живем в одном доме. В тот день, когда его из госпиталя привезли с повязкой на глазах, он с балкона сигануть решил. Четвертый этаж… Что, не знали, что он зрение в армии потерял? Били его там жестоко по голове… а он же в школе очки носил, как и вы.

– Линзы, это мы Соней – очки, – зачем-то уточнила я.

– Пускай линзы. Тогда сосед с перил Максима снял. Подходя к дому, увидел, как тот на балконе топчется, догадался сразу.

– Этим соседом были вы?

– Я тогда там не жил. Это был Николай Басов.

– Вам Юренев рассказал?

– Нет, но я знаю точно, что это он помог Максиму.

– Ничего не понимаю! Вы же уверяли, что Коля признался в убийстве отца Макса?

– Я вижу, вы совсем не в курсе всей истории. Ни отец, ни отчим не сочли нужным…

– При чем здесь они?

– Отец Максима пытался застрелиться на глазах сына и жены, знаете?

– Да, от Сониного папы, которому были известны все подробности. Помнишь, Соня? Мы тогда учились в одиннадцатом классе.

– Причина вам не известна? Понятно, Макс не поделился… Его мать в тот день сообщила им, что уходит к другому. Уезжает в Америку. Она и по сей день там.

– Так она жива?! Макс сказал…

– Для него она умерла. В умении махом вычеркнуть из жизни ваших близких вы с ним похожи.

– А отец? – проигнорировала я замечание Фирсова.

– Сорвался, решил уйти из жизни. Ранение легкое, Макс успел по пистолету ударить, выбил из рук. После больницы отец начал сильно пить, слаб оказался.

– А через год его убили?