Нехитрая игра порока

– Да, Ася. В подвал именно этого дома. И позже он присутствовал при обсуждении возможности обмена Гиржеля на одного из боевиков. Да, такие переговоры велись, но вскоре зашли в тупик.

– Почему?

– Причин не знаю, врать не буду. Главное – Бахметев понял, что жизнь твоего отца в опасности.

– Почему ему так доверяли? Потому что он был член семьи?

– Наверное. Но Карим не собирался оставаться там, ждал возможности уехать. И уж точно не хотел быть причастным к преступлениям террористов. Он подготовил побег. Ему помог местный учитель, хорошо знавший горы. На вторые сутки после побега Бахметев с Гиржелем и проводником вышли к нашим.

– И этот араб их не искал? Ведь ясно было, что Карим помог отцу!

– Не знаю, Ася. По факту – они оба живы. Их первым же бортом отправили в Москву – отец твой еще полностью не оправился от раны, был сильно избит и истощен. Карим – сильно простужен, но подлечиться в полевом госпитале не захотел. Ну, а дальше ты знаешь…

– Отец, выходит, не был уверен, что выживет, вот и написал маме письмо. А Карим приехал с этим письмом к маме, они поженились, и мы стали жить здесь. Все понятно. Если бы Гиржеля и Карима убили вот так, одного за другим тогда, в девяностые, было бы объяснимо – месть родни за побег и предательство. Но прошло больше четверти века! Эти факты не могли стать мотивом для убийства. Если только… – то, о чем я подумала, ранее мелькало в неясных подозрениях, но лишь сейчас я поняла, что это единственно возможная версия.

– Если только Карим не прихватил с собой нечто очень ценное из дома своего дядюшки, об этом вы подумали, Ася? – перебил меня Фирсов.

– Да. И это открывается ключом, то есть змейкой, две части которой они разделили между собой. Зачем такие сложности?

– Вероятно, чтобы могли воспользоваться ценностями лишь сообща. Вам, Осип Семенович, как я понял, ничего об этом загадочном факте не известно?

– Впервые слышу, – вновь развел руками Барковский.

– Вам, Ася, и Ольге Гиржель неведомо тоже. Но есть еще кто-то, имеющий намерение завладеть ценной вещью. Вот уж он знает точно, что ищет. И о ключике знает, и как выглядит вещица. Вопрос – откуда? Кто просветил?

– Кто-то из семьи Карима, наверное.

– Никого из семьи Ясира ибн Мухаммеда, так звали дядюшку вашего отчима, не осталось. Сам он был уничтожен через несколько дней после побега Гиржеля и Бахметева в девяносто четвертом, его жена умерла через год. Оба сына были убиты в один день с отцом. Все правильно, Осип Семенович?

– Да, все так.

– Тогда мы в тупике, – я обреченно махнула рукой.

– Вы забыли о цыгане, Асия Каримовна, – напомнил Фирсов, вставляя флешку в ноутбук. – А он очень четко получился на видео. Посмотрите.

– Да уж, – не удержалась я от сарказма, – капюшон на глазах, руки в карманах. Сутулый, высокий и худой парень в одежде унисекс.

– Смотрите дальше.

Парень подошел к фонарю на краю стоянки, встал под яркий круг света, достал из кармана мобильный, поднес к уху. Капюшон соскользнул с головы. В этот момент с дуги крепления фонаря упал ком слипшегося снега, он задрал голову вверх, повернувшись вполоборота к камере.

– Мишка Гиржель?! – воскликнул Барковский, стоявший за спиной Фирсова. – То есть, конечно, не он, но чертовски похож! Копия его молодого!

Я все поняла. Мой биологический отец Михаил Гиржель зачал не только двух девочек – меня и Ольгу. Где-то жила еще одна жертва любвеобильного папочки, родившая ему сына.

Глава 23

– Никакой не цыган… но сыграл неплохо – золото, кудряшки, – произнесла я задумчиво, вглядываясь в застывшее изображение на экране ноутбука. – А глаза, скорее всего, как у меня – синие. И все-таки Ольга из нашего семейства по внешности выпадает однозначно. Хотела бы я посмотреть на фотографию ее матери Ирины в молодости.

– Не вопрос, – Фирсов открыл папку, на которую я до этого момента не обращала внимания, достал пару снимков и протянул мне.

Да, Ирина была не просто некрасива: на одутловатом лице выделялся крупный нос с отнюдь не аристократической горбинкой и яркими красными прожилками на кончике, глубоко посаженные глаза блеклого голубого цвета были тонко подведены черным карандашом, ресницы и брови по цвету сливались с бледной кожей. Но было что-то притягательное в полуулыбке и наклоне головы, в открытом взгляде и милой морщинке поперек высокого лба. Ольга, вне сомнений, была очень похожа на мать. Я взяла второй снимок. На нем красовались все трое: молодой Гиржель, Ирина и их, на вид годовалая, дочь.

– На втором фото Гиржель незадолго до внедрения к дудаевцам.

– Странно… вот так демонстративно показывать свою семью? Его же наверняка проверяли! А дочь и жена – слабое место, если что!

– Вот именно поэтому он вывел из-под удара вас с мамой, Асенька, – вздохнул Барковский у меня за спиной.

– Но это подло по отношению к Ирине и Ольге! – возмутилась я, резко обернувшись. – И давно вы об этом узнали, Осип Семенович?