Из пачки спагетти, двух банок криля и замороженных овощей мне удалось приготовить что-то вроде пасты. Ольга, расслабленно устроившись на единственном на кухне венском стуле, молча наблюдала за мной, не делая попытки помочь. После ужина, заглянув под крышку сковороды, она довольно произнесла: «Ух ты, у меня еще на два дня вкуснятины осталось!» Я посчитала этот возглас за благодарность и признание меня хорошим кулинаром, прибрала легкий бардак на столе и нажала кнопку прозрачного электрического чайника. Вот за чаем у нас и случился этот нелегкий для обеих экскурс в прошлое. Ольга рассказывала, как им жилось с Гиржелем и без него. Я вспоминала Карима. Я говорила о любви, она – о том, что видела: терпимости. «Взрослея, я начала понимать, что мать любит его, а он ее терпит. Вежливо, но холодно», – призналась Ольга и передернула плечами, словно ощутив этот холод. «А потом он исчез, а мама вскоре слегла. Мне кажется, жила она только, когда чувствовала его. Даже когда он в Чечне был. В две тысячи девятом он для всех пропал, а для нее умер. Как будто знала, что отец при ее жизни уже не вернется. И перестала цепляться за этот мир, – Ольга заплакала. – Она одна меня любила!» – «А муж?» – «Да, любил по-своему. Но водку – больше, – рассмеялась тут же Ольга. – Не поверишь, сосед, царство небесное, сдав оставшиеся от него бутылки, новые снасти для рыбалки себе приобрел. И все добрым словом поминал – мол, благодарю за подарочек Лексеича! Смешно… нет Юрия Алексеевича Головина, весь вышел как хирург и человек, санитаром в психушке работает. Тридцать два года! Молодой мужик, красивый… был. Сейчас фото свадебные покажу».
Да, понятия о мужской красоте у нас с сестрицей были разными. Со снимка на меня смотрел тощий парень почти двухметрового роста – голова практически упиралась в дугу свадебной арки. Довольно длинные для мужчины волосы, зачесанные за уши, спускались на плечи. Скулы были подчеркнуты впалыми щеками, глубоко посаженные узкие глаза смотрели настороженно. Рядом с пышнотелой улыбающейся Ольгой он показался мне мрачным гоблином.
Ольга ждала от меня эмоций, но максимум, что я смогла из себя выжать, это неопределенная улыбка. «Ладно, бог с ним. Как-то не складывается у меня с мужскими особями. Вариант а-ля помойка. Отец-побирушка, муж-алкаш», – вздохнула она, забирая у меня альбом. «Да мне тоже пока не везло», – решила я ее поддержать, хотя думала иначе – отцовская любовь ко мне Карима была искренней, я выросла с убеждением, что таким же любящим должен быть и мой муж. Игнат мне поначалу таким и казался, правда, со временем я разобралась, что любой хомячок или другая зверушка в его глазах выглядит много привлекательней, чем я…
Вернувшись домой, первым делом я включила скайп. Маргарет поняла меня сразу, во время разговора хмурилась и покачивала головой, но так и не задала ни одного вопроса ни о Кариме, ни о его жене. Единственное, о чем предупредила, что, скорее всего, наш русский следователь («Фирсов, yes?») уже выяснил все подробности смерти Элизабет Ларкинз. Пришлось признаться, что мне он эти подробности сообщать не собирается. «Ты проводишь собственное независимое расследование, Асия? Это не опасно? Твой полисмен разрешает вторгаться в его работу?» – вмешался до этого момента молчавший Стив. Что я могла ответить законопослушному англичанину? Лишь беспечно улыбнуться.
Я закрыла крышку ноутбука и задумалась. Еще два дня назад мы с Ольгой опасались непрошеного гостя – то есть Джамала, махом повесив на него оба убийства. Кого же нужно бояться сейчас?
С этой мыслью я вчера легла спать, с этим же вопросом проснулась и сегодня. Практически бессонная ночь подарила мне два решения на выбор. «Заболеть», уехать в Раздольное к Барковским, никуда не лезть и затаиться, предоставив Фирсову найти убийцу. Тут же поняв абсурдность такого поведения (а как же Ольга и Джамал?), я выбрала второе – действовать в меру возможностей, пока те не иссякнут. Я потянулась к телефону: ночью разговор с Юреневым продумала и отрепетировала до мелочей, чтобы не ляпнуть ненароком ничего лишнего и личного. Откладывать его на неопределенное «потом» мне казалось невозможным. Во-первых, сегодня похороны. А во-вторых – страх быть вновь посланной вон мог заставить меня малодушно передумать.
Глава 28
Я не хотела идти к нему домой, предложив встретиться в парке, но Макс сиплым голосом заявил, что болен. Мгновенно переполошившись, я стребовала с него описание симптомов, список имеющихся в квартире лекарств и недостающих продуктов на полках холодильника. Он хрипло смеялся, диктуя, я же машинально записывала, лихорадочно в уме составляя маршрут – аптека в соседнем доме, рынок в двух трамвайных остановках (свежий творог и лимоны), супермаркет за углом. Дома нашла банку варенья из унаби, которым угостила меня в прошлом году соседка, назвав его панацеей при простудах, сунула в пластиковый пакет. Огляделась в поисках чего-то еще – смутное воспоминание не давало мне уйти из кухни. Мой взгляд упал на бутылку кагора…